Арчи Браун - Типы лидеров. Определить, найти подход, добиться своего

В памяти общественности наиболее ярко сохранился образ Брандта, преклонившего колени перед памятником героям и жертвам варшавского гетто во время своего визита в Польшу в декабре 1970 года. Этот спонтанный поступок изумил даже его ближайших коллег. Сам Брандт позднее писал: «Перед пропастью немецкой истории и под тяжестью памяти о миллионах убитых я сделал то, что делают люди, когда им не хватает слов» [470]. Один из журналистов того времени не менее метко заметил, что «тот, кто не обязан вставать на колени, преклонил их в память о всех тех, кто был обязан, но не делал этого» [471].

Внутри страны опыт Брандта в антифашистском сопротивлении и его участие в послевоенном восстановлении разъединенной страны сыграли важную роль в укреплении германской демократии. Но его вклад в международную политику был еще более переосмысливающим. В этом вполне объективен и он сам:

«Обстоятельства, разные должности и, я уверен, опыт моей юности давали мне возможность увязывать представление о Германии с представлением о мире в умах людей из многих уголков земного шара — сначала в качестве мэра Берлина, затем министра иностранных дел и федерального канцлера. И после всего происшедшего это была отнюдь не мелочь…» [472].

Помимо Вилли Брандта в послевоенной Германии были и другие яркие лидеры — социал-демократы. Это прежде всего Гельмут Шмидт — волевой политик, который занимал посты министра обороны и министра экономики в правительстве Брандта, а затем на протяжении восьми лет (1974–1982) успешно работал в должности федерального канцлера. Тем не менее по своему историческому значению фигура Шмидта несопоставима с фигурой Брандта. Совершенно иной была и его биография. Будучи достаточно аполитичным молодым человеком, во время Второй мировой войны он служил офицером вермахта и получил Железный крест за участие в боевых действиях на Восточном фронте. Его острый ум, резкость и более традиционные взгляды резко контрастировали с творческими подходами, обаянием и политической смелостью Брандта. В начале 1980-х годов согласие Шмидта разместить на немецкой земле американские «Першинги» и крылатые ракеты сделало его одиозной фигурой и вызвало массовые протесты. Однако с точки зрения его компетентности Шмидт, по всем мировым стандартам, является еще одним превосходным примером везения Германии на лидеров в послевоенный период.

В канцлерстве Гельмута Коля есть две знаменитые вещи. Первая — продолжительность его пребывания на этом посту, который он занимал в течение шестнадцати лет, с 1982 по 1998 год, а вторая — сноровка и рвение, с которыми он ухватился за возможность заняться объединением Германии в период, когда остальные лидеры советовали проявлять осторожность. Бóльшую часть времени его нахождения в должности Коля недооценивали как политика, а сразу после отставки он попал в опалу в связи появлением доказательств его участия в незаконном финансировании партии. Кроме того, ему пришлось преодолевать последствия крайне неудачного начала его отношений с Горбачевым, поскольку он намного позже Маргарет Тэтчер заметил потенциал перемен, связанных с новым российским лидером. Даже в октябре 1986 года, когда советской перестройке было уже полтора года, Коль сказал в интервью журналу «Ньюсуик», что считает Горбачева не либералом, а «современным коммунистическим лидером, который знает толк в пиаре», добавив: «Геббельс, один из тех, на ком лежит ответственность за преступления гитлеровской эпохи, тоже прекрасно разбирался в вопросах пиара» [473]. Косвенное сравнение с Геббельсом задело самого Горбачева и его окружение, и в результате Колю пришлось дожидаться личной встречи с советским руководителем вплоть до осени 1988 года, хотя он осознал свою ошибку гораздо раньше. Он смог наверстать упущенное время, а затем и установить на удивление теплые отношения с Горбачевым. Поскольку будущее разделенной Германии по-прежнему сильно зависело от происходящего в Москве, это было политически мудро. Но это был контакт на личном и эмоциональном уровне, продиктованный отнюдь не только соображениями благоразумия. Двоих мужчин объединило то, в чем они должны были радикально расходиться, — их воспоминания о детстве, проведенном по разные стороны линии фронта, на котором их страны сражались между собой. Разрушения и страдания победителей были ничуть не меньше, чем у побежденной стороны, и война оставила неизгладимый след в душах и Горбачева, и Коля.