Арчи Браун - Типы лидеров. Определить, найти подход, добиться своего

Консервативный католик Аденауэр мог вести предвыборную борьбу очень жесткими методами. Вилли Брандт отмечал, что канцлер «посвятил теме моего происхождения половину своей выборной кампании», а на следующий день после появления Берлинской стены упомянул его как «также известного под фамилией Фрам» [461]. Мать Брандта, родившегося в 1913 году, была незамужней продавщицей. Мальчик рос, не зная отца, под именем Герберт Фрам. Его воспитывали мать и ее отец, оба активные члены Социал-демократической партии. В детскую секцию партийного спортивного клуба мальчика записали, как он говорил, «почти сразу же после того, как я начал ходить» [462]. Всю свою жизнь, с самого детства, он оставался социалистом социал-демократического толка, не поддавшись ни коммунистическому, ни фашистскому соблазну. Имя Вилли Брандт он взял в 1933 году, когда антинацистская деятельность становилась все опаснее и требовала ухода в подполье. И до и после прихода Гитлера к власти он был активным противником нацизма. В основном он вел эту деятельность, находясь в других европейских странах, но на некоторое время с опасностью для себя вернулся в Германию под видом норвежского студента. Он снова бежал в Норвегию в 1938 году, а после того, как нацисты оккупировали эту страну в 1940-м, переместился в нейтральную Швецию. Несмотря на то что Брандт боролся не за поражение своей родины, а за ее освобождение, в первые послевоенные годы многие соотечественники считали его предателем. В Германию он вернулся в 1945 году, оставаясь гражданином Норвегии. Он вновь вступил в СПГ, а в 1948 году вернул себе германское гражданство.

Взлет Брандта к вершинам немецкой политики был почти молниеносным. Он боролся против коммунистических репрессий не менее решительно, чем против нацистских. Этот политик был одним из ведущих руководителей властей Берлина в период советской блокады 1948–1949 годов, когда население выживало в основном благодаря воздушному мосту союзников, по которому осуществлялись поставки продовольствия. К моменту возведения стены в 1961 году Брандт, который уже в течение четырех лет был мэром Берлина, сделал для поддержания морального духа горожан больше, чем кто бы то ни было. И на протяжении почти десятилетия своего руководства разделенным городом он оставался примером неизменно вдохновляющего руководства. Но переосмысливающим лидером его делают годы с 1969-го по 1974-й, когда он был канцлером Германии. Стиль его политики был не только более коллегиальным, чем аденауэровский, но и более уравновешенным, примирительным и «в достаточной мере терпеливым, чтобы выстраивать подлинный консенсус членов правительства» [463]. Коллегиальность тем не менее не мешала ему проявлять выдающиеся личные инициативы в важнейших международных и межгерманских вопросах — отношениях Западной Германии с Восточной и, в более широком смысле, с восточной частью Европейского континента. Эта Ostpolitik («Восточная политика») стала важнейшим достижением Брандта на посту канцлера. Она привела к признанию послевоенных восточных границ Германии, значительному улучшению отношений между Западной и Восточной Германиями и признанию де-факто существования двух отдельных немецких государств. Контакты жителей двух Германий стали более частыми, а самого Брандта с большим энтузиазмом встречали во время его визита в ГДР в марте 1970 года. Удачно воспользовавшись периодом разрядки напряженности между США и СССР во время президентства Никсона, Брандт стал также первым западногерманским канцлером, установившим рабочие отношения с Москвой [464].

В самой Западной Германии у Ostpolitik Брандта была серьезная оппозиция в парламенте, которая состояла не только из фракции ХДС, но и из некоторых представителей входивших в коалицию с СДПГ свободных демократов. Часть из них покинула коалицию, и в определенный момент Брандту удалось избежать вотума недоверия с перевесом всего в два голоса [465]. Его согласие с отказом от претензий Германии на принадлежавшие ей до войны Силезию и Восточную Пруссию разъярило и политических оппонентов, и влиятельные объединения изгнанников. Кроме того, многим в Германии и за ее пределами казалось, что Брандт отказывается от высшей цели — объединения двух Германий, не получая ничего или почти ничего взамен. Каким бы обоснованным ни выглядело в свое время это мнение, оно не имело ничего общего с действительностью. По понятным причинам в России середины 1960-х годов еще хватало ненависти и страха по отношению к Германии. К середине 1970-х эти настроения в основном угасли [466]. Своим непреходящим антифашизмом и борьбой с нацистским режимом во время Второй мировой войны Брандт заслужил уважение восточных немцев, простых советских людей и даже советского руководства во главе с Леонидом Брежневым. Особенно высоко ценили Брандта в реформаторских кругах правящих партий коммунистической Европы [467]. Все это приобрело особенно важное значение с приходом к власти в СССР в 1985 году Михаила Горбачева, чьи собственные политические взгляды к концу этого десятилетия сильно эволюционировали в направлении социал-демократии [468]. У Горбачева сложились прекрасные отношения с Брандтом, в то время председателем Социалистического интернационала — международной организации социал-демократических партий, которых коммунисты долгое время считали своими злейшими врагами [469]. И самое главное, невозможно представить себе, чтобы кремлевское руководство спокойно отнеслось к падению Берлинской стены в 1989 году и молча согласилось с объединением Германии в 1990 году, если бы по-прежнему рассматривало эту страну в качестве угрозы, как это было до прихода к власти Брандта.