Василий Молодяков - Шарль Моррас и «Action française» против Германии - от кайзера до Гитлера

Схема расчленения Германии по Версальскому миру ( Павлович М. Французский империализм. 1923)

У Барреса нашлось много единомышленников, однако экономическое значение района интересовало их не меньше, чем стратегическое и тем более культурное. Франция впервые заявила о претензиях на левый берег в январе 1917 г., когда премьер и по совместительству министр иностранных дел Аристид Бриан поручил послу в Лондоне Полю Камбону прощупать почву, пояснив в письме: «Есть один вопрос, который непременно встанет, это – вопрос о левом береге Рейна. Здравые умы во Франции, верные старейшим традициям нашей национальной политики (в их числе такие противники Бриана, как Моррас, Доде и Бенвиль. – В. М. ), требуют его возвращения Франции как утерянного наследства Французской республики. <���…> С нашей точки зрения, Германия не должна иметь впредь ни одного метра земли за Рейном. Режим этих территорий, их нейтралитет, их временная оккупация подлежат обсуждению при участии всех союзников, но необходимо, чтобы Франция, непосредственно более всех заинтересованная в территориальном статусе этой области, пользовалась преимущественным правом голоса при выборе решения по этому важному вопросу» (АТМ, 145).

«Хотя письмо Бриана явилось ответом на просьбу (министра иностранных дел. – В. М. ) сэра Эдуарда Грея о каком-либо указании на французские цели в европейской войне, оно не имело последствий, ибо пришло после падения министерства (т. е. правительства. – В. М. ) Асквита. Прошло шесть месяцев, прежде чем Камбон прочел это письмо Бальфуру» (ДВФ, 216), новому главе «Форин офис». Однако англичане не считали территориальные приобретения Франции времен революционных и наполеоновских войн «утерянным наследством». По свидетельству нового премьера Ллойд Джорджа, Бальфур, «по-видимому, не придал особого значения этому сообщению; во всяком случае он не доложил об этом ни мне, ни военному кабинету» (ДЛД, 331).

Письмо Бриана обсуждалось на заседании французского правительства в качестве руководства к действию. Аналогичные инструкции получил министр колоний Гастон Думерг, отправленный со специальной миссией в конце января 1917 г. на межсоюзническое совещание в Петроград. Целью миссии было закрепление договоренности о том, что на будущей мирной конференции Россия поддержит территориальные притязания Франции в обмен на поддержку по вопросу о Константинополе и черноморских проливах. Император Николай II и министр иностранных дел Николай Покровский дали эмиссару соответствующие заверения [184] Georges Suarez. Briand. Sa vie. – Son œuvre. Vol. IV. Paris, 1940. P. 129–135. . Параллельно с этим в Париже посол Александр Извольский вел переговоры с Брианом. По соглашению от 12 марта (нового стиля) Саар должен быть передан Франции, «остальные территории, расположенные на левом берегу Рейна, которые ныне составляют часть Германской империи, должны быть окончательно отделены от Германии и освобождены от всякой политической и экономической зависимости от нее <���…>, должны образовать автономное и нейтральное государство и должны быть заняты французскими войсками до того момента, пока неприятельские государства не выполнят всех условий и гарантий, указанных в мирном договоре» [185] Цит. по: Лемин И. М. Внешняя политика Великобритании от Версаля до Локарно. 1919–1925. М., 1947. С. 96–97. .

Соглашение, оформленное как обмен нотами, из-за русской революции не успело вступить в силу и влияния на дальнейший ход событий не оказало. Разве что испортило настроение англичанам, в тайне от которых было подготовлено и заключено, когда большевики после прихода к власти начали публиковать тайные договоры царского и Временного правительств. 12 декабря 1917 г. текст появился в британской прессе. Бальфур сразу заявил, что не знал о его существовании, пояснив: «Мы никогда не желали и не поощряли мысли о том, чтобы хотя небольшая часть Германии была отделена от нее и превращена в своего рода независимую республику на левом берегу Рейна, для того чтобы образовать новое буферное государство между Францией и Германией. Это никогда не входило в политику правительства Его Величества. Правительство Его Величества никогда не представляло себе, что кто-либо из французских государственных деятелей серьезно об этом думал» (ДВФ, 217).

Если разуметь под государственными деятелями министров и депутатов, действительно, мало кто заходил так далеко. Однако в кругу «Action française» об этом не только «серьезно думали», но и открыто говорили на протяжении нескольких лет – например, в статье Морраса «Русским республиканцам» (июнь 1917), ответе на вопросы газеты «Русское слово» о том, как монархисты понимают цели войны и характер будущего мира (DAE, 305–321). Эти призывы встречали всё большее сочувствие, особенно когда в конце войны мечты стали приобретать контуры реальности.