Василий Молодяков - Шарль Моррас и «Action française» против Германии - от кайзера до Гитлера

Несмотря на периодический «обмен любезностями» с «Тигром» в печати, Доде был настроен оптимистически (вдобавок тот некогда дружил с его отцом и бывал у них дома). «Приход Клемансо к власти убедительно доказал то, что “Action française” повторяла два с половиной года. Французские армии, командование которых несравненно превосходит германское, не могли разгромить врага и освободить наши земли, пока у власти в Париже хозяйничала измена. Когда измена была подавлена и искоренена, победа стала несомненной» (LDН, 242). «Если Клемансо принес Франции победу, то именно наш друг вернул Клемансо на путь служения патриотизму и родине», – подытожил Моррас через четверть века над свежей могилой Доде (SLD, 110).

«Толстый Леон» утверждал, что «ни разу не встречался с Клемансо ни в годы его диктатуры, ни даже после победы, не общался ни с кем из его окружения и знал его ближайшего помощника Манделя только по Палате депутатов» (LDH, 222). В политических кругах, однако, считали, что они обменивались информацией именно через Жоржа Манделя, о котором «Тигр», не стесняясь, говорил: «Когда я пускаю газы, Мандель воняет».

«Клемансо превратил Манделя в своего “агента для поручений”, в особенности для весьма щекотливых поручений. <���…> Мандель распространял сплетни и слухи про происшествия и политических деятелей. <���…> От любой произнесенной им фамилии начинает нести трупным запахом, любая репутация в его устах превращается в список судимостей и еще недоказанных преступлений. <���…> Нет такого французского парламентария, который бы не боялся Жоржа Манделя. Про любого из них он может в любой момент рассказать правду хуже всякой лжи» (КПП, 216–220).

Позднее Моррас утверждал, что перед формированием кабинета Клемансо через депутата-монархиста Жюля Делайе поинтересовался, чего хотят лидеры «Action française». Те высказали три пожелания. Первое: восстановить дипломатические отношения с Ватиканом. Второе: принять закон о «ветеранской доле», т. е. о выплатах всем участникам войны и семьям погибших из будущих репараций, чтобы «идея победы для каждого представляла нечто реальное, живое, ощутимо приятное и лично удовлетворительное» (МЕМ, lxv). Третье: приступить к арестам «изменников и шпионов». Клемансо отказался от первого, обещал рассмотреть второе (закон не был принят) и согласился на третье (CRS, 164). Новый премьер не чувствовал, что обязан монархистам, но тактически предпочитал иметь их союзниками.

Политическая судьба Кайо и Мальви была решена. Еще 9 ноября в «Echo de Paris» появилась статья Барреса «Жозеф Кайо, хозяин бала»: «Из всех трещин, открывшихся благодаря колебаниям подземного мира (дела «Le Bonnet rouge» и других германских агентов. – В. М. ), все время слышно одно имя – Кайо». Еще не связывая напрямую экс-премьера с изобличенными агентами, автор припомнил ему выступления против трехлетней воинской повинности и задал вопрос: «Какова точная доля ответственности Кайо?» [160] Barrès M. En regardant au fond des crevasses. P. 10, 19. .

Кайо защищался. «Как можете вы, сударь, – темпераментно писал он знакомому еще в июле 1917 г., – брать на веру клубок сплетен, переданных вам из Парижа и о которых [Виктор] Баш сказал, зачитывая их мне: “Это пахнет Леоном Доде?”. К сожалению, даже не им! Я обретаю в них всю желчную глупость бульваров, дух систематической клеветы, которую неудачники и посредственности разносят по кафе, модным барам и бирже. Ну а в печати распространяются гнусности про человека, само собой разумеется, без тени доказательств. С какой радостью их встречают, особенно если человек, в которого метят, захотел провести демократические реформы, стеснительные для трутней, жужжащих вокруг крупных газет, парламента и биржи! <���…> Видя эту восприимчивость к клевете, начинаешь бояться за будущее нашей страны. Значит, достаточно, чтобы какие-то журналисты распустили лживые слухи, а вертопрахи разнесли неизвестно откуда идущую молву, чтобы хорошие, порядочные, честные люди, дорожащие своей родиной и демократией, почесали в затылке и сказали: “Ну-ну! Нет дыма без огня”. <���…> Она в высшей степени страшна, эта диктатура клеветы, страшна, потому что брошенное на ветер семя находит благоприятную почву, принимается и произрастает» (ЭЭП, 116–117).

28 ноября 1917 г. в Палате депутатов Баррес, несмотря на отчаянные усилия социалистов помешать ему, произнес речь, потребовав предать Мальви суду военного трибунала (стенограмма: BFC, 88–109), однако не добился своего – дело передали сенаторам. Вызванный свидетелем Доде оставил не лишенный иронии рассказ о следствии и процессе (LDP, 244–251, 276–303) [161] См. подробнее его книгу «Нож в спину», включающую полный текст показаний Верховному суду: Léon Daudet. Le poignard dans le dos. Notes sur l'affaire Malvy. Paris, 1918. , который Эррио – один из судей – назвал «омерзительной пародией на правосудие» (ЭЭП, 113). 6 августа 1918 г. сенаторы большинством в 10 голосов (96 против 86), отвергнув обвинения в государственной измене, признали Мальви виновным в нарушении служебного долга в виде потворства пораженческой пропаганде (текст: LDP, 308–314).