Василий Молодяков - Шарль Моррас и «Action française» против Германии - от кайзера до Гитлера

Второй аргумент Моррас вывернул наизнанку: «Сегодня аристократия, понимая это слово в самом широком смысле, зависит от восстановления монархии, но восстановление монархии нисколько не зависит от аристократии. Это король должен воссоздать ее с помощью старых сил, сохранивших жизнеспособность, энергию и честь, и новых, еще разрозненных и аморфных, которые предложит ему французская элита» (МЕМ, 139). Моррас неизменно подчеркивал рациональный, прагматический характер своих идей, на что Баррес заметил: «Его монархизм – вольное творение искусства. Его творческое воображение – источник, из которого бьют ключом духовные и материальные явления, которые мы определяем словами “французское действие”. Он развивает веру в себе и в других» (МСВ, 910). «Я не верю, что вас, монархистов, когда-нибудь позовут [во власть], – писал Баррес Моррасу в декабре 1921 г. – И по-прежнему не верю в реставрацию [монархии]» (ВМС, 591).

Шарль Моррас. Жанна д'Арк. Людовик XIV. Наполеон. 1937. Обложка и авантитул с инскриптом: «Господину Анри Морелю, очень сердечный привет автора, Ш. М.»

Друзей разделяло и отношение к Французской революции. Моррас отвергал всё связанное с революцией, которую, как он говорил, «дерзают называть “французской”» и которая “велика” лишь по масштабу принесенных бедствий». «Неизжитый до сих пор кризис, вызванный революцией, только разобщает, принижает и ослабляет нас» [95] Maurras Ch. Sur la cendre de nos foyers. P. 29. , – напоминал он. Дополнительным поводом для негодования служило то, что за границей «французские идеи» стали синонимом революционных идей – вне зависимости от их положительной или отрицательной оценки, – то есть «варварства и анархии», по терминологии Морраса. Вряд ли он прошел мимо речи Альфреда Розенберга, произнесенной 28 ноября 1940 г. в оккупированном Париже. «Мы отлично знаем, – заявил нацистский идеолог с трибуны Бурбонского дворца, где еще недавно заседала Палата депутатов, – что в конце XVIII века у французского народа не было другой альтернативы, кроме как погибнуть или поискать спасение в революции. То, что Франция совершила эту революцию, несомненно, является знаком ее неиссякаемой жизненной силы». Розенберг пояснил, что нацисты боролись с идеями и наследием Французской революции и победили их «на полях сражений Фландрии, Лотарингии и северной Франции» [96] Цит. по: Anthologie de la nouvelle Europe. Présentée par Alfred Fabre-Luce. Paris, 1942. P. 256–257. . Но признание ненавистной революции «знаком неиссякаемой жизненной силы» его страны в устах трибуна дважды ненавистной – немецкой и расистской – идеологии могло послужить Моррасу лишь еще одним аргументом и против революции, и против Германии.

Напротив, Баррес признавал революционеров – «даже ужасных головорезов 93-го года, не их дела, но их порыв [97] «Суть доктрин мало значит, важен порыв», – заявил он в 1893 г. (HMJ, 35). » (МСВ, 140), – но отказывался считать Клемансо и Жореса их наследниками. «Без революции я не стал бы тем, кем стал, – повторял он. – Я обязан ей своим возвышением в обществе» (HME, 43). «Склонный развивать все проявления чувства, Баррес полностью принимал наследие наших отцов. Моррас стремится сохранить только подлинные ценности, искореняя вредные элементы. Первые для него совпадают с исконно нашими, латинскими и западными, порожденными нашим гением. Вторые оказываются занесенными извне: анализ позволяет выявить их восточное, семитское, немецкое или пуританское происхождение» [98] René de Planhol. L'œuvre de Charles Maurras // Charles Maurras. Le bibliophile Barthou. Paris, 1929. P. 51–52. .

Расходились они и в оценке Наполеона. Моррас отвергал его как «дитя революции», как создателя централизованного бюрократического государства, уничтожившего исторические провинции, и как воплощение «административного деспотизма». Внук офицера Великой армии, Баррес почитал «корсиканца» как великого государственного деятеля и полководца и романтически славил его как «учителя энергии». В статье 1893 г., озаглавленной этими словами, он писал: «Изучение и понимание Бонапарта – великая школа. Речь не о политических выводах, но о просвещении. <���…> Став легендой, великие люди питают нашу волю. А сейчас французской расе [99] Позже он предпочитал говорить о «французской нации», а не «расе» (SDN, I, 20). «Было бы в высшей степени антиисторично считать всех тех, кто в конце XIX в. расширительно толковал термин “раса”, законченными расистами»: Руткевич А. М. Политическая доктрина Ш. Морраса // Моррас Ш. Будущее интеллигенции. остро не хватает именно воли» (ВМС, 634). Слово «энергия» стало ключевым для Барреса, назвавшего вторую трилогию – свое самое знаменитое произведение – «Роман национальной энергии» («Беспочвенные» [100] Устоявшийся перевод, хотя введенное Барресом в широкий обиход слово Déracinés точнее переводится как «лишенные корней», «оторванные от почвы» или «вырванные с корнем». , «Призыв к солдату», «Их лица»).