Василий Молодяков - Шарль Моррас и «Action française» против Германии - от кайзера до Гитлера

В унисон с либералом-франкофилом Курциусом прозвучали слова радикального националиста Артура Марауна, главы «Ордена молодой Германии», сказанные им в конце 1926 г. стороннику франко-германского диалога Фернану де Бринону: «Когда Москва сеет смуту среди народов Азии, я полагаю важнейшим для нашего времени, чтобы Германия протянула руку великим странам Европы и прежде всего Франции» [270] Fernand de Brinon. France – Allemagne. 1918–1934. Paris, 1934. P. 133–134. . Однако рукопожатие далось непросто. «Германии протянули руку, и не важно, что ее пожимает Гинденбург», – съязвил Бенвиль по поводу Локарнских соглашений (JBA, II, 117). Избрание фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга в 1925 г. президентом Германской республики, предсказанное Моррасом в ноябре 1918 г., стало любимой темой саркастических комментариев L'AF .

Эрнст-Роберт Курциус. Эссе о Франции. Обложка и авантитул с инскриптом Жака Бенуа-Мешена: «Господину Анри Беро – эта книга, в которой сказано, что главное и естественное занятие человека есть любовь, эта картина цивилизации, неуничтожимой, потому что она основана на глубоком знании человеческого сердца, почтительный привет переводчика. Ж. Бенуа-Мешен»

Значимой репликой во франко-германском диалоге оказалась книга парижского корреспондента либеральной газеты «Frankfurter Zeitung» Фридриха Зибурга «Бог во Франции» (1929) [271] Единственная биография: Cecilia von Buddenbrock. Friedrich Sieburg (1893–1964), un journaliste allemand à l'épreuve du siècle. Paris, 1999 – сводится к изложению фактов жизни и содержания сочинений Зибурга, но не освещает их восприятие во Франции. . Предпочитавший бытовые зарисовки и рассуждения на темы культуры подробностям работы Палаты депутатов и биржи, Зибург собрал из эссе и заметок книгу, похожую на мозаику и «сшитую» несколькими общими идеями, точнее, выводами из увиденного. Первый опыт оказался удачным, что побудило автора дополнить газетную работу писательской – до конца жизни он опубликовал еще 22 книги.

Успех «Бога во Франции» привлек внимание парижского издателя Бернара Грассе. В 1930 г. он выпустил перевод под заглавием «Бог – он француз?» – видимо, полагая, что публика не поймет оригинальное название, отсылающее к известной немецкой поговорке «жить как Бог во Франции», т. е. «как сыр в масле кататься». Воздерживаясь от прямой полемики, Зибург не раз оспаривал Морраса, высоко ценимого издателем. Поэтому Грассе послал «дорогому мэтру» один из первых экземпляров с пояснением, что придает книге «исключительное значение», поскольку ее выход «может стать событием, открыв путь благородным диспутам духа между народами», и выразил надежду, что адресат «тоже будет тронут похвалой, которую немецкий автор воздает нашему гуманизму и бескорыстности наших действий в мире» (LCM, 377). Иными словами, «не извольте гневаться».

Зибург искренне чтил Францию как «воплощение всего, что делает человеческую жизнь благородной и прекрасной» (SDF, 318), старался понять ее и объяснить соотечественникам. Однако он смотрел на нее со стороны, а не снизу вверх; смотрел как европеец, а не как немец, указав, что «национальная идея затрудняет Франции нахождение своего места в современной Европе» (SDF, 91). Признавая ее вклад в европейскую цивилизацию и культуру, он не ставил между ними и Францией знак равенства, исключающий другие страны и народы. «Идти во главе цивилизации, точнее, отождествлять с таковой французские обычаи – самое скромное из ее притязаний. Уже в начальной школе учат, что Франция и человечество – одно и то же понятие. <���…> Вступить в отношения с Францией – значит либо признать французский дух единственным верным, либо согласиться на предложенное место в вагоне второго класса» (SDF, 253–254, 94). На это автор не соглашался.

Первую часть книги Зибург посвятил Жанне д'Арк, которую считал основательницей современной Франции. Казалось бы, в духе «Aсtion française», объявившего Орлеанскую деву своей покровительницей. Моррас делал акцент на ее монархизме, борьбе за восстановление законной королевской власти: «Самая патриотичная черта деяний Жанны д'Арк – легитимизм» (JLN, 58). Немецкий автор видел в ней создательницу национального самосознания, отождествлявшего с Богом не просто Францию, но только Францию. «Любой путь к сердцу французского бытия должен начинаться от Жанны» (SDF, 28). Эти слова могли понравиться Моррасу, но предшествующие им привели бы в ужас: «Понять, что “Марсельеза” продолжает молитвы Жанны, – значит понять Францию» (SDF, 28). Не принял бы Моррас и тезис о том, что революция и наполеоновские войны – очередное воплощение исключительности Франции как «носителя и законного защитника цивилизации», каковым она претендовала быть во все исторические периоды, хоть и в разных формах (SDF, 71–73, 96–100).