Василий Молодяков - Шарль Моррас и «Action française» против Германии - от кайзера до Гитлера

«Защиту Запада» высоко оценил Муссолини, получивший книгу от автора, но выделил в ней другие аспекты. «Да, Восток – это угроза. Если хотите – зараза. Но по каким каналам она распространяется? Вот они: либерализм, демократия, социализм, масонство. Организм Запада ослаблен, истощен этими идеологиями. Сейчас только одно движение, имеющее власть над великим народом, имеет смелость быть открыто и по существу отчаянно антилиберальным, антидемократическим, антисоциалистическим и антимасонским: это фашизм. Это фашизм, который обвиняют в желании восстановить Средневековье, поскольку он говорит о власти, дисциплине, иерархии, ответственности и поскольку он вернул в школы, как и повсеместно, образ Христа. Я недавно определил фашизм как организованную, централизованную, авторитарную демократию. Рим восстал против Москвы. Фашизм – против большевизма. Сегодня, как и всегда, Запад – это Рим, христианский, католический и фашистский» (ТНМ, 267–268).

Разделявший антидемократические, антимодернистские и отчасти националистические воззрения Массиса и Морраса, но нередко полемизировавший с ними, Рене Гийюэн отметил тревожную актуальность «Защиты Запада» и сделал к ней несколько важных дополнений в статье «Судьба Запада» (GDO, 13–56; далее цит. без сносок). Первое: «Во время великой войны Запад раскололся, чем разрушил в глазах Востока свой и так уже пошатнувшийся престиж». Второе: Европа не только поделилась с восточными народами знаниями и идеями, которые они теперь обратили против нее, но «привила им вкус к собственным традициям», чем вызвала «яростное стремление избавиться от иностранной опеки и самостоятельно определять свою судьбу». Жаль, что он не развил тему, поскольку роль западного ориентализма, в том числе индологии и буддологии, в «восточном ренессансе» остается малоизученной.

Многие положения «Защиты Запада», проникнутой «катастрофическим или апокалиптическим духом», вызвали отповедь Гийюэна. Отнеся автора к «новосредневековцам» вместе с Бердяевым, Маритеном и Клоделем, он подчеркнул, что воспеваемая ими «средневековая система, каковы бы ни были ее достоинства на бумаге, никогда не применялась на практике», попутно заметив, что для Массиса «великим веком Франции все же является век Людовика XIV, а не Людовика Святого». «Надо ли говорить, что я не принадлежу к тем, кто видит в Средних веках лишь мрак. Но в чем их такое блистательное преимущество перед современным миром?» – задал Гийюэн риторический вопрос. Ответ, видимо, казался критику безукоризненным: «Восток угрожал ему (средневековому Западу. – В. М. ) куда больше, чем современному Западу, который пока не видел, как мы знаем, ни мавров в Гренаде, ни турок перед Веной, ни арабов перед Пуатье». Что он сказал бы сегодня?..

«Если культура у Запада греко-латинская, то религия – нет», – повторил Гийюэн аргумент Маритена из книги «Примат духовного» (1927). Сущность Запада он видел в синтезе трех традиций: «научной и философской, эстетической и моральной эллинистического происхождения», «юридической и политической римского происхождения» и «религиозной еврейского происхождения». Первые две формулировки согласовывались с идеями Морраса, третья указывала на камень преткновения в его отношениях с христианством. Они сходились в неприятии Ренессанса как источника «натурализма, аморализма, интегрального рационализма и антропоцентризма» (христианин Гийюэн более строг к нему, чем агностик и «язычник» Моррас, которого он поддержал в конфликте с Ватиканом), идей Руссо и новейших эзотерических учений.

Гийюэн не меньше своих оппонентов ополчался против «мистического германизма», заменившего немцам христианство в «мирской и коллективной жизни». Будучи протестантом и патриотом, он еще в годы мировой войны заявил, что «антипротестантская страсть» Морраса «делает мало чести французскому уму», а отвечая Массису, восстал против отождествления протестантизма с германизмом.

«Что может быть более произвольным, чем определять Запад, исключая из него протестантизм, то есть половину по численности и три четверти по могуществу того, что в глазах всего человечества является западным миром? Я отлично понимаю, почему, говоря о протестантизме, Массис упоминает только Лютера, но не Кальвина. Доведя свою мысль до логического конца, он должен был бы исключить из Запада Англию и Соединенные Штаты, не говоря о кальвинистах Франции, Швейцарии и Голландии, и отрицать, что Кальвин – самый романский из французов и самый западный из западных людей». «Нелепо делать из Реформации исключительно немецкое явление и отождествлять ее с лютеранством. Кальвинизм, составляющий ее основу, является французским по происхождению и преимущественно англосаксонским по развитию, то есть, будучи германо-франко-английским, представляет собой прежде всего западное явление». Здесь он не только указал на слабость построений Массиса (как позже Вейдле), но бросил вызов одной из основ политической философии Морраса, что не помешало ему в тридцатые годы сблизиться с обоими.