Василий Молодяков - Шарль Моррас и «Action française» против Германии - от кайзера до Гитлера

«Первый французский фашист» увел из рядов монархистов сотню-другую молодых людей, жаждавших активности и пустившихся в схватки с «людьми короля». Моррас ответил быстро и жестко, объявив конкурента платным агентом полиции и «одной иностранной державы» (понятно какой). Отступник подвергся публичной порке по отработанной схеме: «Словесное и физическое запугивание, беспощадное осуждение, неограниченное использование всех умственных, моральных и физических сил, бывших в распоряжении Морраса, вызывали постоянный страх – страх подвергнуться анализу, опровержению, насмешкам, позору, бесчестью и трепке со стороны “Аction française”» (JMM, 43). Так писал верный моррасианец Жан Мадиран.

«Любой не согласный с тем, что “Аction française” право во всех своих политических действиях, – продолжал он, – объявлялся сознательным или несознательным пособником “бошей”, “евреев”, “масонов”, “анти-Франции”. Основываясь на собственном опыте и опыте предшественников, большинство правых, будь то писатели или политики, предпочитало вовсе не говорить об “Аction française”, нежели критиковать его или высказывать сомнения, которые всем бы пошли на пользу. Однако в “Аction française” они воспринимались как оскорбление и вызывали резкую ответную реакцию с использованием всей общественной и информационной силы газеты, движения, “людей короля” – до 1926 г. это была мощная сила, да и в 1939 г. ею не стоило пренебрегать. Дерзнувшего называли идиотом или предателем, клеветником или мошенником, лжецом или продажной шкурой. <���…> Особенно доставалось тем, кто, будучи какое-то время согласен с “Аction française”, отдалялся от него, не сознавая, что совершает кощунство и рвет священные узы, да к тому же имел нахальство приводить свои аргументы. Аргументы шумно отвергались, несогласие объяснялось дурным нравом, дурными намерениями или просто глупостью. Подобно тому, как коммунистическая партия вырастила столько “предателей рабочего класса” (если верить официальным объяснениям ее постоянных чисток), “Аction française” оказалась исключительной школой “иуд”, “содержанок”, “кретинов” и “предателей”» (JMM, 39–40). Напомню: это пишет верный ученик.

Закаленный боец не испугался. Не ограничившись полемикой в печати, Валуа подал в суд на L'АF и выиграл процесс, но проиграл войну. Полтора десятилетия он влачил существование маргинала, издавая на случайные деньги недолговечные газеты и журналы для пропаганды своих экономических и социальных теорий, пока не был арестован немецкими оккупантами и отправлен в концлагерь, из которого не вернулся (WAF, 238–242) [231] Подробнее: Paul Serant. Les dissidents de L'Action française. Paris, 1978. Ch. 1. .

Валуа использовал против Морраса разошедшегося с ним Луи Димье и в апреле 1926 г. выпустил под маркой «Nouvelle librairie nationale» (издательство движения, которое он возглавлял и сохранил за собой) его книгу «Двадцать лет “Аction française”». Участник собраний «под знаком Флоры», первый директор Института «Аction française», глава ее Лиги и администратор газеты в годы войны, ставший монархистом под влиянием Морраса и не отрекшийся от прежних взглядов (долой республику, да здравствует король, Дрейфус – предатель, Бриан – негодяй), Димье был старым соратником. Его «измена» могла ранить Морраса – если тот был способен на человеческие чувства, в чем многие сомневались, – больше, чем «измена» Валуа, в котором он видел лишь полезного помощника.

Историк искусства, эрудит и полиглот, Димье посвятил немало страниц друзьям из мира науки и искусства, впечатлениям от путешествий и рассуждениям о религии. Прагматичный Валуа издал книгу ради полемических страниц и похвал себе – человеку, которого «считали учителем наравне с Моррасом», но его «редкие способности и блестящие дарования остались не использованными “Аction française”» (DVA, 224–225). Автор-очевидец описал ключевые эпизоды истории движения: программная речь Вожуа, основание Института, юбилей Фюстеля де Куланжа, создание газеты, кампании «людей короля», переговоры в Ватикане, годы войны. Что же развело его с Моррасом?

Католику Димье претило язычество автора «Антинеи», но дело не в этом. Всерьез приняв идею монархического переворота, он ждал сигнала к действию, который так и не поступил, – по его убеждению, из-за нежелания Морраса. «В практической сфере только “королевские газетчики” вели жизнь, достойную “Аction française”» (DVA, 234). Первой из упущенных возможностей переворота Димье назвал похороны редактора «Le Figaro» Кальметта, застреленного 16 марта 1914 г. мадам Кайо. «Публика была готова ко всему, многие из наших читателей ждали, что что-то произойдет» (DVA, 243) – но дело ограничилось обычной демонстрацией. Второй – вечер 28 июля того же года, когда на улицы вышли толпы людей, возмущенных оправданием мадам Кайо, а Моррас и Пюжо приказали сохранять спокойствие. Третья и самая подходящая возможность представилась с началом войны: Димье был против «священного союза» с республиканцами. «Кто побудил Морраса заявить, что “Аction française” не будет устраивать “революцию перед лицом врага”? Почему нет, если эта революция послужит общественному благу?» (DVA, 258). Наконец, сразу после войны, за время которой престиж движения вырос, следовало разорвать «священный союз» и опереться на фронтовиков – как предлагал Валуа.