Array Сборник статей - Роль музеев в информационном обеспечении исторической науки

Итак, История с археологией парадоксальным образом оказываются у Н. Ф. Федорова наукой не только о прошлом, но и о будущем, « наукой как проектом », наукой, смотрящей в Космос, в вечность; философ не останавливается на констатации современного состояния науки, он обозревает и пути ее развития, и конечную цель. Для чего существует археология, как она должна развиваться и чего должна достигнуть в конечном счете – эти векторы размышления им самим задаются и частично даже разрешаются, но большей частью тактично обозначены лишь пунктирно в силу огромного уважения мыслителя к еще неведомым, но непременно в будущем явленным достижениям науки, поэтому мы вправе и даже обязаны рассмотреть и как бы (« проективно ») продолжить логику его рассуждений в рамках существующей научной парадигмы археологии.

В чем же видится Федорову метафизический и парадигматический предел развития археологии и истории в перспективе грядущих времен? Глобальное решение проблемы он видит в том, что будущее нельзя познать, не обернувшись лицом к прошлому, к предкам. Такой он полагает будущую роль науки лингвистики: «Общий универсальный будущий язык объединенного человечества ‹…› явится именно результатом сознания родства, потребности взаимного понимания при общем деле». Под этим универсальным языком Федоров подразумевает не какой-то искусственный язык, вроде эсперанто, а такой, который был бы результатом всеобщего сравнительного языкознания, свершением и обретением филологической Пятидесятницы: «…Всемирный язык будет не новым, а усовершенствованием, возвращением каждого частного языка к первоначальным чистоте и понятности, что увеличит его силу и выразительность» [Федоров, 1995–2000. Т. I. С. 234; цит. по: Никитин, 2003. С. 129]. Вульгарное, упрощенное истолкование этой идеи (возврат к примитивизму некоего праязыка) здесь неприемлемо, ибо суждение о примитивизме праязыков само является примитивизмом с современной научной точки зрения; к тому же мыслитель прямо говорит об усовершенствовании языка, а не о его упрощении : можно только гадать пока, какими могут быть пути усовершенствования; несомненно лишь то, что современные языки (по крайней мере, до тех пор, пока существует общество) сами по себе физически не в состоянии деградировать до мычания и блеяния.

С. Г. Семенова справедливо отмечает, что «…новую проективную русскую науку, совпадающую в данном случае с общечеловеческой, Федоров видит на путях существенного, субстанциального обеспечения жизни от голода, разрушительных стихий и смерти» [Семенова, 2003. С. 99]. На первый взгляд в этих словах нет места науке археологии будущего. Однако мы знаем, что Федоров полагал смерть человека, разрушение среды его обитания искажением истинного пути развития человечества, преодоление же смерти и сохранение природно-культурной среды человека – целью человека и его науки. Смерть преодолевается комплексно, двумя разнонаправленными во временнóй шкале путями: достижением практического бессмертия личности и человечества в целом (широкое поле для естественно-научной деятельности) и одновременно восстановлением прошлого, собиранием остатков прошлых поколений (поле деятельности гуманитариев, в основном археологической науки). Сохранение природно-культурной среды означает, по Н. Ф. Федорову, максимальное сохранение памятников прошлого, в том числе археологических, и максимально бережное отношение к ним в будущем (воздержание от раскопок, проводимых лишь ради научного тщеславия, экстренное вынужденное изучение их под угрозой разрушения). Здесь археология входит в контакт с этикой: стремление к «братству» от «небратства» делает непреложной необходимостью охранную археологию, допуская раскопки в чисто научных целях лишь в крайнем случае, ибо всякое отвлеченное, но несовершенное исследование, проводимое «сынами», может в будущем сильно навредить делу восстановления полноты прошлой жизни, жизни «отцов». Истоки этого прохладного, отвлеченного научного стиля работы мыслитель видел в «упадке родства и превращении его в гражданство», когда он обозревал картину разрушения московских городских кладбищ: «Восстановить смысл памятников… – для этого нужен, конечно, Музей со школою… Но и археологи видели это разрушение и проходили мимо, и, по-видимому, и вопроса о кладбищах со стороны сохранения памятников не поднималось, ибо археология, как и всякая наука, бездушна и нуждается в оживлении, но Музею на кладбище без души нельзя быть» [письмо Н. П. Петерсону от 1891 г.: Федоров, 1995–2000. Т. 4. С. 236–237].