Фридрих Шиллер - Нечто о первом человеческом обществе по данным Моисеева Пятикнижия

На помочах инстинкта, на которых оно и поныне ведёт неразумную тварь, ввело человека провидение в жизнь, и так как разум его пребывал ещё в зачаточном состоянии, оно стояло у него за спиной, подобно заботливой няньке. Голод и жажда открыли человеку потребность в пище. Всем, в чём он нуждался для удовлетворения этой потребности, провидение в изобилии окружило его и посредством обоняния и вкуса руководило его выбором. Щадя его наготу, оно даровало ему мягкий климат и, оберегая его беззащитную жизнь, установило вокруг него мир, ничем не нарушаемый. Для поддержания рода оно позаботилось вложить в него половое влечение. В том, чем он сходствует с растением и животным, человек был таким образом полностью завершён. Начал понемногу развиваться и его разум. Поскольку природа продолжала печься о человеке, думать и действовать за него, он тем легче и беспрепятственнее мог отдать свои силы спокойному созерцанию, и его разум, ещё не отвлекаемый никакою заботой, мог безмятежно заниматься созиданием для себя орудия — языка, а также развлекаться пленительной игрой воображения. Человек созерцал вселенную ещё счастливым взглядом. Его радостно настроенная душа бескорыстно и целомудренно воспринимала любое явление; целомудренными и яркими отлагались они в его восприимчивой памяти. Итак, беззаботным и благостным было начало дней человеческих, да иным оно и быть не могло, дабы человек окрепнул для предстоявшей ему борьбы.

Предположим, что провидение остановило бы его на этой ступени; в таком случае человек стал бы счастливейшим и разумнейшим из животных, но никогда бы не вырвался он из-под опёки естественных влечений и побуждений, никогда бы его действия и поступки не стали свободными и, следовательно, нравственными, никогда не преступил бы он границ, положенных миру животных. В сладостном покое, подобно вечному младенчеству, протекала бы его жизнь, и круг, в котором бы он неизменно вращался, был бы предельно тесен: от желания к наслаждению, от наслаждения к покою и от покоя — снова к желанию.

Но предназначение человека было иным, и заложенные в нём силы призывали его к совсем иному блаженству. Всё, что природа делала за него в его младенческом возрасте, он, достигнув совершеннолетия, вынужден был взять на себя. Он сам должен был стать творцом собственного благополучия, и степень этого благополучия зависела исключительно от него самого, от доли, внесённой им в его созидание. С помощью разума надлежало ему вновь обрести состояние утраченной им теперь невинности и вернуться свободным и разумным туда, откуда он вышел подобным растению, вышел существом, руководимым только инстинктами; из рая неведения и рабства человек должен был, хотя бы много тысячелетий спустя, подняться ценою трудов и размышлений в рай познания и свободы, где ему надлежало подчиняться внутреннему нравственному закону столь же неукоснительно, как он некогда подчинялся инстинкту, и поныне властвующему над растениями и животными. Что же должно было неминуемо случиться? Что не могло не произойти, раз человеку было предопределено двинуться навстречу этой далёкой цели? Едва только он впервые испытал силы своего разума, как природа тотчас выпустила его из своих попечительных рук, или, вернее, он сам, увлекаемый ещё неведомым ему самому побуждением и не сознавая величия того, что творит, скинул с себя помочи, направлявшие его до этой поры, и, ринувшись с неокрепшим ещё разумом в самую гущу бурной и стремительной жизни, вступил на опасный путь нравственного освобождения. Если глас божий в Эдеме, налагающий запрет на древо познания, мы примем за голос инстинкта, отталкивающий человека от этого древа, то его пресловутая непокорность завету господню явится не чем иным, как отпадением от инстинкта, то есть первым проявлением самостоятельности, первым дерзанием его разума, рождением его бытия в мире нравственных представлений. Это отпадение человека от руководившего им инстинкта, правда принёсшее во вселенную нравственное зло, но вместе с тем сделавшее возможным появление нравственного добра, есть, несомненно, величайшее и счастливейшее событие в истории человечества; с него начинается освобождение человека, и здесь был заложен первый краеугольный камень человеческой нравственности. Прав школьный учитель, толкующий это событие как