Исаак Троцкий - Третье отделение при Николае I

Шервуд отправился в Москву и стал добиваться протекции для поступления в армию. Благодаря той же помощи соотечественников ему удалось получить место учителя в доме генерала Стааля, который впоследствии и отрекомендовал его командиру 3-го Украинского уланского полка Гревсу. Так попал Шервуд в военные поселения.

Бедный, но благородный сердцем молодой человек, поступающий в знатный дом в качестве воспитателя и увлекающий свою ученицу, — довольно распространенный сюжет сентиментальных романов того времени, в которых, после долгих мытарств и бедствий, горемычные герои наконец получали заслуженную награду и к общему удовольствию сочетались законным браком. И рассказ Б.-П. мы склонны считать литературным приемом, придуманным, быть может, не им лично, а самим Шервудом. Дело в том, что какое-то отношение к дому Ушаковых он, по-видимому, имел, ибо в 1826 году, когда он был в зените своей славы и возможностей, он действительно женился на дочери смоленского помещика Ушакова. Но вся рассказанная им история совершенно невероятна. Если бы он в самом деле женился на Ушаковой, хотя бы и тайным браком, то в 1826 году не было бы никакой надобности его повторять, да к тому же он к этому времени был бы отцом восьмилетнего ребенка, о котором мы между тем ничего не знаем. Затем самая идея добиваться путем многолетней выслуги низшего офицерского чина только для того, чтобы смягчить сердце непреклонного родителя, кажется совершенно бессмысленной и неправдоподобной. Гордый барин, каким его рисует Шервуд, с одинаковым презрением отнесся бы к ничтожному армейскому поручику, как и к бедному педагогу-англичанину, и, может быть, в последнем случае был бы снисходительнее, принимая во внимание необходимость покрыть уже совершенный грех [74] Будущим тестем Шервуда был, по-видимому, Алексей Андреевич Ушаков, родственник М. И. Глинки, заслуживший в записках композитора характеристику, резко отличающуюся от шервудовской: «Мы остановились на квартире родственника, Алексея Андреевича Ушакова, человека веселонравного и радушного, но когда он рассказывал что бы то ни было, то преувеличивал по степени повествования до самой нелепой лжи. 18-летняя дочь его, миловидная девушка, играла хорошо на фортепьяно…» (Рассказ относится к 1826 г.) // Русская старина. 1870. Т. 1. С. 472. . Самый же мотив многолетней горестной разлуки впредь до счастливого соединения любящих был бы вполне уместен на страницах многотомного английского романа, но едва ли соответствовал внутреннему укладу энергичного и оборотистого Шервуда. Таким образом, весь этот рассказ, за исключением момента знакомства Шервуда с Ушаковыми, приходится считать вымышленным, тем более что и многочисленные его детали, на которых мы не сочли возможным задерживать внимание читателя, тоже противоречивы и маловероятны.

Причина поступления Шервуда в военные поселения остается невыясненной. Между тем по своим способностям и знаниям он мог бы, подобно братьям, составить себе мирное и обеспеченное положение на техническом поприще — у него были к тому же и художественные способности. По некоторым рассказам, он был одно время студентом Медико-хирургической академии, но не отличился ни успехами, ни поведением и, бросив ее до окончания курса, поступил в военную службу [75] Русская старина. 1892. Т. LXXIV. С. 241–242. , но рассказы эти малодостоверны, хотя и ссылаются на тот же первоисточник — самого Шервуда. Авантюризм, очевидно, был у него в крови, и какое-нибудь скромное поле деятельности вряд ли могло удовлетворить этого человека. Мы не можем раскрыть побуждений, заставивших его искать славы в военных поселениях, но, пожалуй, приблизимся к ним, если обратим внимание на характер его служебных занятий.

«Вскоре после поступления на службу, — рассказывает Шервуд, — я был произведен в унтер-офицеры, и так как получил хорошее воспитание и знал несколько языков, то был принят радушно в общество офицеров; полковой командир и корпус офицеров меня очень любили. Гревс давал мне разные поручения и оставался всегда исполнением оных доволен; часто посылал меня в Крым, в Одессу, в Киевскую, Волынскую, Подольскую губернии, в Москву, что дало мне средство познакомиться со многими дворянами разных губерний…»

Свобода, которой пользовался Шервуд во время исполнения этих поручений, должна быть признана для нижнего чина истинно необыкновенной. Так, по его словам, посланный с одним поручением, он по просьбе полкового командира соседнего полка принялся за исполнение совершенно иной миссии, в дальнейшем приведшей его к сенсационным разоблачениям. Здесь поразительно то обстоятельство, что за такие проявления самовольства Шервуду не угрожали никакие скорпионы. Он был, несмотря на свое незначительное положение, видимо, человек нужный и полезный и в известном смысле предоставленный собственной инициативе.