Исаак Троцкий - Третье отделение при Николае I

Май, между прочим, называет одного из своих знакомых, учителя Журдана, пострадавшего, по его словам, в связи с делом декабристов. «Алфавит» не содержит такого имени. Но в переписке цесаревича Константина с Бенкендорфом в 1827 году мы находим упоминание об аресте проходимца и самозванца Жордана, который действительно указывается в какой-то связи с Михаилом Орловым [66] Русский архив. 1884. Т. III. С. 273, 275. . Француз Столь, гувернер молодых Скарятиных, вращавшийся в светских кругах и имевший связи даже с воспитателями будущего императора Александра II, был привлечен по делу декабристов за излишнюю откровенность в письмах, перехваченных киевской почтовой конторой. В письме к одному из своих друзей, проживавшему в Гааге, некоему Бернару (уж не нашему ли знакомцу?), Столь оценивал положение дел в России еще резче, чем Май. «Выстрел блеснул, но произвел только пламя и глухой удар. Русские также хотели испытать конституционную революцию; затруднение объяснить солдатам слово „конституция“ заставило поддержать его, как говорят, провозглашением: да здравствует Константин! Но были ли представители народа? Из дворян? — Они не что иное, как палачи. — Из членов среднего сословия? — Оно только в Петербурге и Москве. — Из мужиков? — Увы! До сих пор они представляют только количество земли, владеемой их жестокими господами. Страх делает их ко всему холодными. Впрочем, здесь мало душ; ибо души крестьян — в недрах бога, в ожидании воскресения; а души господ — у дьявола» [67] Цитируется по официальному переводу. «Дело о розысканиях, произведенных старшим адъютантом главного штаба 12-й армии Сониковым». .

Иностранцы, представители третьего сословия и литературной богемы, не только встречались с декабристами, не только одобряли их дело, но и критиковали их слова, а в грозный час декабрьского мятежа оказывались на площади. Почти всех их постигла та же участь, что и «братьев-свиней»: высылка за границу. И кто знает — не случись казуса со «свиньями», мы, может быть, читали бы в «Алфавите членам бывших злоумышленных тайных обществ…» рядом с Бестужевыми и Муравьевыми и фамилии Жюсти и Мая…

Характеризуя в предыдущей главе быт иностранцев в России в первой четверти XIX века и говоря преимущественно о тех дурных зернах, которые давали такие пышные цветения на русском черноземе, мы прошли мимо другой, может быть, не столь заметной, но весьма плодоносной отрасли западного влияния на Россию. Наряду с беглыми каторжниками и проворовавшимися приказчиками, бивший с Запада поток осаждал на русскую землю и людей дела и знания, профессоров и инженеров, техников и агрономов, купцов и ремесленников. Со второй половины XVIII века и к началу XIX в особенности в русском хозяйстве начинают чувствоваться новые веяния. Старые, дедами завещанные формы перестают удовлетворять требованиям молодых поколений. Появляются новые типы хозяйственных организаций в промышленности. Рост хлебного вывоза заставляет наиболее передовых хозяев задумываться о поднятии прибыльности своих земель, о рационализации способов их обработки, причем взоры их с упованием обращались к туманным берегам Альбиона, хозяйство которого в ту эпоху было главенствующим и наиболее совершенным. Отправляя в Англию сырье, Россия вывозила оттуда, вместе с добротным аглицким сукном, и машины, и сельскохозяйственный инвентарь, как мертвый, так и одушевленный. «Фермер мой английский со всем причетом и инструментом на сих днях должен приехать», — писал другу граф Ф. В. Ростопчин, описывая свои мелиоративные мероприятия [68] Письма графа Ф. В. Ростопчина князю П. Д. Цицианову // Девятнадцатый век. Исторический сборник. Кн. II. М., 1872. С. 14. . Правда, большинство помещиков еще говорили вместе с одним из героев «Повестей Белкина»: «Куда нам по-английски разоряться! Были бы мы по-русски хоть сыты», — но вместе с тем признавали передовые взгляды и оборотливость англоманов и женили своих сыновей на их наследницах.

В числе прочих иностранных специалистов, вызванных из-за границы в целях хозяйственного благоустройства, был и кентский механик Шервуд, выписанный к 1800 году по повелению императора Павла и поступивший на службу на незадолго перед тем основанную Александровскую мануфактуру. В числе его детей находился и двухлетний мальчик Джон, которому суждено было впоследствии стяжать довольно громкую и скандальную славу в летописях русской общественной жизни.