Исаак Троцкий - Третье отделение при Николае I

Подобные факты ничего не дают нам для идеологической характеристики «свиней». В этом направлении мы имеем некоторые сведения только о троих из них: Жоффре, Жюсти и Мае.

Жоффре был единственным из «свиней», состоявшим на государственной службе (губернский секретарь!). Сын директора училища глухонемых, он был преподавателем французского языка в Смольном институте. Строгая обстановка этого учреждения не мешала ему, впрочем, жить на одной квартире с пресловутым Буланом и отличаться «дурным поведением». Но у него были и серьезные интересы; так, ему принадлежит первый перевод на французский язык «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина, предпринятый им по собственной инициативе и санкционированный самим автором, бывшим довольно высокого мнения о литературных талантах своего переводчика.

Несомненно, одной из наиболее интересных фигур в деле «свиней» был аббат Жюсти. Как мы знаем, он оказался среди них единственным «политическим», за что и поплатился семинедельным знакомством с обстановкой каземата № 3 Никольской куртины. «Его бумаги свидетельствуют об его чрезвычайно опасных политических убеждениях». Изыскания в этих бумагах делал титулярный советник Чиколлини, тоже, по-видимому, характерный для своего времени субъект; иностранец невысокого происхождения, он был выходцем из той же среды, что и «свиньи», но выбился на служебную дорожку, вошел в литературные круги, подружился с такими разными по миросозерцанию людьми, как Карамзин и Никита Муравьев, что не мешало ему при случае добропорядочно выполнять полицейские поручения [58] Ср. о нем: Сербинович К. С . Н. М. Карамзин // Русская старина. 1874. Т. XI. С. 60. . Этому-то либералу и было поручено ознакомление с бумагами патера, и он установил, что они «ne tont quérre honneeur au caractére ni a la conduite de l’abbé Giusti» [59] Отнюдь не делают чести ни характеру, ни поведению аббата Жюсти ( фр .). .

He говоря уж о его легкомысленном обращении с девицами из хороших семейств, что еще не вызывало особенного удивления, падший пастырь оказывался атеистом и кощунственником, да к тому же приверженцем зловредного сочинения Ивана-Якова Руссо «Общественный договор». Интересы аббата были довольно разнообразны. Среди его бумаг было найдено 77 тетрадей рассуждений об истории, литературе и политике, 48 — художественной литературы, 28 — посвященных теологии и догматике, 11 — специально о Швеции, где жил одно время отец Джузеппе, кощунственный «Essai sur le Suicide» [60] Опыт о самоубийстве ( фр .). и некоторые другие сочинения.

Вот такое соединение учения Руссо с кощунственными службами Бахусу и Венере и кажется нам характерным для физиономии членов общества — вспомним их пантеистический гимн. И сам Май, достойный старшина братства, в своей книге является убежденным идеологом третьего сословия, кровным сыном революционной Франции. «Деспотизм, — говорит он, — в какой форме ни выражайся он, невыносим уже по одному тому, что это деспотизм. Все люди рождены равными…» [61] May J. —В. Op. cit. Т. 1. Р. V. и пр., столь знакомые нам по их происхождению истины. Он неоднократно обнаруживает свои симпатии людям «честного труда», негоциантам и промышленникам; в них видит он основу общественной жизни. «Разве можно не замечать, — спрашивает он, — что коммерция вносит жизнь и здоровье в социальный организм, что без нее все подвержено опасности и гибели» [62] Ibid. Р. 140. . Поэтому он сурово осуждает государственную систему России, считая ее расслабляюще действующей на состояние общества. «Через тридцать лет, — говорит он, — Россия не сможет ничего сделать собственными силами» [63] Ibid. Р. 51. .

В связи с этим Май очень сочувственно отзывается о декабристах: «Возмущенные тем состоянием нищеты и унижения, в которое повержены столько несчастных, чья самая смиренная жалоба воздвигает им новые и новые темницы, несколько человек, больше самонадеянных, чем счастливых в своих планах, пытались, путем создания широкого общества, найти средства для изменения положения вещей и уничтожения феодализма. Это дело… повело зачинщиков на эшафот и в изгнание… Но то, что одни наказывают как самое омерзительное преступление, другие будут почитать как высший героизм» [64] Ibid. Р. 41. .

И тут мы оказываемся свидетелями внезапного стыка «свиней» с декабристами. Конечно, цели и намерения участников политических тайных обществ не имели ничего общего с деятельностью людей, подобных «fréres-cochons». Но последние были живыми проводниками революционных настроений Запада, в общении с ними могли складываться политические идеологии декабристов. Именно по отношению к иностранцам стиралась черта, отделявшая дворянские круги от плебса. Вигель рассказывает, что при образовании Института путей сообщения «самые первые ученики… были все молодые графы да князья, также и сыновья французских, немецких и английских ремесленников, садовников, машинистов, портных и тому подобных…» [65] Вигель Ф. Ф. Воспоминания. Ч. V // Русский вестник. 1865. Кн. 1. С. 171. . Общий разговорный язык и светскость иностранцев создавали достаточную почву для сближения. И характерно, что в то время, когда в члены тайных обществ вербовались почти исключительно военные, а из штатских (за исключением Общества соединенных славян) только лица значительного общественного положения или связанные с заговорщиками узами личной дружбы, все же мы находим в «Алфавите декабристов» ряд иностранных разночинцев, принимавших участие в заговоре: иностранные учителя, революционизировавшие своих питомцев, — Жильи и Столь; врачи Вольф и Плессель; британские подданные Буль и Тайнам, о которых нам неизвестно ничего, кроме их участия в деле 14 декабря и высылки за границу, — все это возвращает нас к кругам, где вращались Жоффре и Май.