Юрий Григорян - Эволюция человечества. Книга 1. Системные принципы развития. Первобытный период

На раннем этапе древности не производится такого абстрагирования общих признаков, при котором конкретность элементов была бы отброшена, и они предстали бы как неотличимые единицы общего множества. Наиболее развитые варианты мыслительных операций чаще всего связаны с классификацией. «Например, если медленно парящий полет, периодический взмах крыльев и падение с высоты (на добычу) выделяются в качестве признаков, то под эту совокупность признаков подпадают почти все виды хищных птиц. Примеры этого типа показывают, что в памяти имеется некоторое фиксированное сочетание признаков, на основе которого возможна когнитивная классификация. Такие объединения признаков в памяти, безусловно, представляют собой понятия, но, поскольку эти признаки отражают лишь наглядные свойства вещей, мы называем их первичными понятиями» (9, с.157—158). Фактически в этом примере действует суждение типа «если…, то…». Если в наличии такие-то признаки, то это хищная птица. «Однако представляется неоспоримым, что по своей логической структуре все это – индуктивные выводы. Обобщения типа «все, что имеет горький или обжигающий вкус, ядовито» имеют все признаки обобщения на основе индуктивного заключения» (9, с.165). Кликс Ф. называет их «первичными понятиями», так как принадлежащий к «все» объект, тем не менее, отражает наглядные свойства вещей, воспринимается в его индивидуальном богатстве.

Формализация в полной мере начинает себя проявлять, скорее всего, в период становления государств. Идет распад племенной структуры, усиливается дифференциация общества, военизированная организация стирает индивидуальные черты, выделяя единые качества воина, распределения и обмен развивают количественные оценки вовлеченных в учет множеств, независимо от конкретных качеств его элементов. Теперь уже индуктивные умозаключения набирают полную силу; благодаря им выявляется общее в конкретных объектах, тем самым, оголяя их до неразличимых единиц и подчиняя желаемым количественным сочетаниям. Леви-Стросс, рассуждая об уровнях обобщения, отмечает это обедненное отражение мира. «Слова „дуб“, „бук“, „береза“ и т. д. – суть не менее абстрактные выражения, чем слово „дерево“; и из двух языков, один из которых располагает только этим последним термином, а другой многими десятками или сотнями терминов, обозначающих виды и разновидности, именно второй, а не первый при таком рассмотрении наиболее богат понятийно» (8, с.79). Взамен обретается благо знания об инвариантных, устойчивых свойствах объектов и возможность с достоверностью судить о соотношениях общего с частным и о количественных комбинациях обезличенных объектов.

Онтогенез мышления вполне согласуется с его филогенезом. Путь восхождения к общим суждениям имеет не только достижения, но и потери, сужающие восприятие мира до однотипных элементов множеств.

ФОРМАЛЬНОЛОГИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ

Абстрагирование делает тождественными различные индивидуальности. «А = В», несмотря на то, что В имеет отличительные от А черты, то есть в то же самое время «А = не-А». Если же иметь в виду не только пространство, но и время, то изменения во времени не приемлют и «А=А», что подтвердил бы Гераклит. Противоречия и парадоксы всплывают наружу, как только пытаемся соотнести принципы традиционной (формальной) логики с содержанием мира. Достоинство непротиворечивости, что более всего почитает Поппер, торжествует сугубо в рамках самой логики. Но стоит ей распространить свою мнимую всесильность на познание действительности, как выясняется ей присущая ограниченность – она не способна справиться даже с законом тождества.

Тем не менее, если отстраниться от чрезмерных претензий приверженцев формальной логики, то достижения ее были все же немалыми. Обобщения и абстрагирование были возможны из-за «имманентной природы единичной вещи», того, что конкретная многообразность и отличительность индивидуальных объектов базировалась на структурной однотипности, которая как раз при обобщении и выявлялась. Бесконечность свойств сокращалась до существенных, отнесенных к структуре признаков, и делало их доступными для нас, конечных существ. Другое дело, что при обобщениях, порой в значительной мере, сказывалась и наша субъективность. Понятие «абстрактного тождества», «абстрактной всеобщности» обязано именно «любому общему представлению», где весомы не столько присущие объекту качества целостности, что обеспечивало бы «конкретное тождество», сколько наше привнесение. Обобщения, которые следует подчинить любимому Поппером методу проб и ошибок, относятся именно к такому ряду случайных выводов. Но индуктивные умозаключения не случайны и при всем влиянии субъективного, отражают проявляемые вовне качества интегративного целого; и в том утверждают свою продуктивность.