Сергей Кара-Мурза - 1917 Февраль ↔ Октябрь. Две революции — два проекта

Лидер «молодых» представителей либерально-буржуазного сообщества П.П. Рябушинский на совещании русской эмиграции в 1920 г. так объяснил причины их поражения: «Многие из нас давно предчувствовали катастрофу, которая теперь потрясает всю Европу, мы понимали роковую неизбежность внутреннего потрясения в России, но мы ошиблись в оценке размаха событий и их глубины и вместе с нами ошибся весь мир. Русская буржуазия, численно слабая, не в состоянии была выступить той регулирующей силой, которая помешала бы событиям идти по неверному пути… Вся обстановка прошлого не способствовала нашему объединению, и в наступивший роковой момент стихийная волна жизни перекатилась через всех нас, смяла, размела и разбила». 126

А либералы-интеллектуалы (кадеты) видели главную причину своего поражения в недостаточной укорененности либерализма на русской национальной почве, которая в начале XX в. была явно неблагоприятна для формирования прочной и разветвленной либеральной системы. Что ж, такая уж была русская национальная почва! Зато сейчас почву удобрили навозом, все идет как по маслу.

Тогда кадеты сослужили России огромную службу, продумав, прочувствовав и испытав в политической практике путь, который маячил перед Россией на перекрестке судьбы — путь устроения либерально-буржуазного государства и хозяйства. Так что большинство народа отвергло этот путь не по незнанию.

Уникальность Февральской революции 1917 г. в том, что с первых ее дней в стране стали формироваться прототипы двух моделей государственности — буржуазная республика и советская власть, одновременно, поначалу даже без взаимного насилия. Временное правительство и Советы означали два разных пути, разных жизнеустройства. Эти два типа власти были не просто различны по их идеологии, социальным и экономическим устремлениям. Они находились на двух разных и расходящихся ветвях цивилизации. То есть, их соединение, их «конвергенция» в ходе государственного строительства были невозможны.

Люди в течение довольно долгого времени могли сравнивать оба типа. Через семь месяцев верх взяли те, кто пошли дорогой Октября и советского строя. Был закреплен факт: Временное правительство иссякло, его власть перетекла к Советам. Третьего пути реально не было, даже крестьянский анархизм оформился лишь через столкновение белых и красных.

Деятельность вождей и интеллектуалов Февральской революции (включая Гражданскую войну) служит нам ценным уроком, которого мы только-только начинаем изучать. Очень сложно понять ход их мыслей. Много опытных и беспристрастных ученых и наблюдателей в России и на Западе предупреждали либералов и социалистов о глубоких ошибках в их прогнозах и решениях. Почему они не вняли предупреждениям? В то время социология уже начала осваивать типологию культуры, мировоззрения, экономики народов разных цивилизаций. Но даже и здравый смысл подсказывал, что культура и ценностная шкала большинства населения России весьма сильно отличались от культуры и ценностей Запада. Из этого вытекал очевидный вывод, что проектировать революции и даже реформы, повторяя опыт западных культур, нельзя. Даже и на Западе не было стереотипных таких драматических процессов, как революции.

На исходе Гражданской войны была попытка изменить ход событий и скорректировать тактику, исходя из анализа двух годов войны. Разумеется, в руководстве Белого движения уже не надеялись переломить ситуацию, слишком «массивным» и фундаментальным были противоречия. Но шанс был. Для нас очень важен проект в штабе Врангеля, получивший название « левая политика правыми руками ». Он был выработан на совещаниях правой антиденикинской оппозиции в феврале-марте 1920 года. Намечалось устранить от власти Деникина и либералов (кадетов) и передать власть монархистам (правым). Они должны были провести «левые» реформы, отдав крестьянам часть помещичьей земли. Епископ Севастопольский Вениамин заявлял на проповеди, что Деникина погубил «либеральный курс». Как «правитель Юга России» Врангель сформировал правительство в основном из сподвижников Столыпина и планировал провести в Крыму и Северной Таврии земельную реформу, укрепив середняков и кулаков за счет крупных поместий. Был издан «приказ о земле», и Врангель потребовал: «Армия должна нести крестьянам землю на штыках — вот психологическое значение приказа».

Но было поздно. Этот новый вариант столыпинской реформы был легко блокирован помещиками и связанной с ними местной бюрократией. Да и крестьяне не желали покупать по высокой цене землю в рассрочку на 25 лет, считая это замаскированной формой возвращения земли помещикам. А главное, большинство крестьян не верило, что «одна губерния может одолеть всю Россию». Даже богатые крестьяне предпочитали выжидать. Помещики же сгоняли крестьян со своих земель, расправлялись с должниками, и пресечь это Врангель не мог. Для ведения войны пришлось реквизировать у крестьян хлеб и лошадей, насильно мобилизовать в армию. Это превратилось в открытый грабеж деревень и жестокие карательные рейды (в сентябре в селе Михайловке повесили 30 человек — уклоняющихся и тех, кто их прятал). Чины военно-судебного ведомства признавали, что «население местностей, занятых частями крымской армии, рассматривалось как завоеванное в неприятельской стране».