Сергей Кара-Мурза - 1917 Февраль ↔ Октябрь. Две революции — два проекта

Я вижу их парадоксальное пребывание во власти как драму честных, образованных русских интеллигентов-западников, которых волна тотальной многослойной народной революции выбросила на свой гребень, пронесла их в пене до Октября — и утопила. Эта волна и пена помогли оформиться второй волне , а затем передать ей свою энергию и силу. Советская и постсоветская историографии, чтобы не усложнять картину, назвали Февральской революцией именно брызги и пену — деятельность Госдумы и Временного правительства. В действительности, Русскую революцию надо рассматривать как систему, ядро которую составляют столкновения 1905-1907 гг., затем февраль и октябрь 1917 г., а потом 1918-1921 гг. с хвостами 1930-х годов.

Эта глава уже позволяет сравнивать проекты Февральской и Октябрьской революций, а также представить их как две ветви Великой русской революции. Объем этой главы расширен, каждый тезис хорошо было бы разобрать и объяснить. Может быть, кто-то этим займётся.

Объяснительная модель русской (российской) революции начала ХХ века, положенная в основу официальной истории — как советской, так и антисоветской, — была мифологична и слишком идеологизирована. Особенно это касается именно Октябрьской революции (если не считать Гражданскую войну, которая, вероятно, еще более мифологизирована). Февральская революция имела свои прототипы и модели — хорошо описанные буржуазные революции Запада, а также классическая доктрина марксизма.

Модель и теория Октябрьской революции, напротив, складывались под давлением последних вопросов русской культуры, изменения картины мира в ходе кризиса физики и новой парадигмы рациональности, а также политических обстоятельств самой России. Поскольку модели этой революции были предназначены для решения срочных задач, а официальная история опиралась и опирается на истмат, многого до сих пор мы не можем объяснить. Что-то представлено версиями, но и главное еще надо описывать более связно и квалифицированно. Реальность нас обгоняет, а нам как раз необходимо беспристрастное знание и привлечение опыта краха СССР.

Потребность в таком знании определена тем, что за последние тридцать лет пришлось прийти к выводу, что наш нынешний кризис — эпизод этой самой Великой русской революции. Ее масштаб оказался гораздо больше, ее развитие очень нелинейно, и длится она дольше, чем ожидалось. Сталинизм (тоталитаризм, мобилизационный социализм — как его ни называй) лишь на время заморозил революционный процесс. Хрущев устроил «оттепель», ее попытались снова подморозить во времена Брежнева, но это лишь оттянуло перестройку, которая оказалась войной нового типа (холодной и гражданской, и внешней), к чему мы не были готовы.

Во времена «тоталитаризма» (морально-политического единства) казалось, что революция осталась позади, в истории, что произошло национальное примирение и антагонистические противоречия изжиты. Эту иллюзию создавало обществоведение через систему образования и СМИ. Во время «оттепели» наша интеллигенция смеялась над странным пророчеством Сталина о том, что «по мере продвижения к социализму нас ждет обострение классовой борьбы». Если отфильтровать марксистскую терминологию и перевести эту фразу на русский язык, ее надо понимать как предупреждение, что в лоне советского общества есть силы, которые в будущем попытаются сменить общественный строй и завладеть общенародной собственностью. Это и произошло на наших глазах — произошла антисоветская революция, используя значительную часть инструментария Февральской революции в новых, гораздо более для нее благоприятных условиях.

Эта глава сильно отличается от изложения проекта Февральской революции тем, что кадеты, буржуазия и меньшевики следовали канонам классической парадигмы либерализма и марксизма. В их проекте не было разрыва непрерывности — инновации (в понятиях Вебера). Коалиция революционеров Февраля использовала институты, философию, язык и логику буржуазно-демократических революций — структуры, которые в основном уже завершили процесс становления. Это им пытался объяснить Вебер, однако у них пересилил соблазн использовать надежную и эффективную классическую парадигму и не рисковать. Точнее, у этой революции не было Откровения , а ее подвижники не желали столкнуться с апокалипсисом. А крестьяне и рабочие России к этому были готовы, в их огне брода не было.