Временное правительство за всё время своего существования так и не созвало Учредительное собрание. Даже меньшевистская газета «Свободная жизнь» заявляла, что созыв Собрания отложено правительством на «страшно длинный срок, какого не знала ни одна европейская революция».
Конечно, все отдельные партии, готовившие и осуществившие Февральскую революцию, имели свое кредо, в разной степени разработанные, которые можно включить в интегральный образ этого предприятия. Исходные программные представления этих партий были заложены в ходе революции 1905-1907 гг., но в ходе реакции, реформы Столыпина и в годы войны всем им пришлось корректировать свои доктрины, передвигаться в идеологическом спектре от левого терроризма до реакционных правых позиций. Мы кратко изложим устои истоков и сдвигов к моменту Февральской революции и до Октября. Но главное, надо прежде всего разобрать основание договоренности между правыми силами, либералами и социалистами (даже радикальными), свергнуть сообща монархию и учредить в России либерально-буржуазную государственную систему по западным образцам.
Эту договоренность трудно объяснить потому, что волнения крестьян с 1902 г. и затем революция 1905-1907 гг. наглядно показали, что это лишь предварительный взрыв возмущения огромных масс — как говорили, тогда возникло «межклассовое единство низов». В то время действовал Всероссийский Крестьянский Союз, в организации его активно участвовали эсеры, на них надеялись. Туда стекались наказы и приговоры крестьян.
Т. Шанин делает обзор выступлений делегатов двух съездов 1905 г., на которых было достигнуто общее согласие относительно идеального будущего. Он пишет: «Крестьянские делегаты продемонстрировали высокую степень ясности своих целей. Идеальная Россия их выбора была страной, в которой вся земля принадлежала крестьянам, была разделена между ними и обрабатывалась членами их семей без использования наемной рабочей силы. Все земли России, пригодные для сельскохозяйственного использования, должны были быть переданы крестьянским общинам, которые установили бы уравнительное землепользование в соответствии с размером семьи или “трудовой нормой”, т.е. числом работников в каждой семье. Продажу земли следовало запретить, а частную собственность на землю — отменить». 77
Эти наказы публиковались в газетах, о них знали и эсеры, и меньшевики, и кадеты. Их содержание внятно и осознанно отвергало либерально-буржуазную государственность и соответствующее либерально-буржуазной модели жизнеустройство для крестьянства. К работе первой Госдумы крестьяне проявляли большой интерес. Шанин пишет: «Англо-саксонский парламент, в котором его члены, однажды избранные, вольны действовать, как они считают нужным, поразил бы российских крестьян как явно несуразный. Опыт общинного самоуправления учил их иному. Депутату ясно говорилось, что он должен передать на словах… Власти и особенно Дума должны были быть поставлены в известность о крестьянских трудностях и нуждах — отсюда приговоры и петиции».
После спада революционной волны, во время реформы Столыпина, тоже не было признаков сдвига крестьянства к либерально-буржуазному строю. Наоборот, за годы I Мировой войны и крестьяне, и рабочие изменились качественно — они пополнились поколением уже организованной, грамотной и вооруженной молодежи. Как могли в этих условиях кадеты и социалисты предлагать этой огромной и радикальной массе «раскрестьянивание» по-английски? Молодым промышленникам и предпринимателям простительно — еще А. Смит предупреждал, что эгоизм homo economicus часто толкает его к иррациональным решениям, а от маститых опытных марксистов это было трудно ожидать.
Историк Ф.А. Гайда объясняет это так: «Либералы были уверены в своем приходе к власти в будущем (об этом свидетельствовал европейский опыт); вера в историческую закономерность ослепляла, мешала учитывать реальные обстоятельства, во многом снимала вопрос личной ответственности». 78
Важную роль играли масоны во взаимодействии Временного правительства с Петроградским советом, и им политики Февраля верили. Гальперн рассказывает: «Значительная доля работы в этот период выпала на меня, так как все основные разговоры с Советом рабочих депутатов, то есть с Чхеидзе, в этот период вести приходилось мне. Часто Керенский, узнав о каком-либо решении Совета, просил меня съездить в Таврический дворец. Я ехал и говорил, причем тот факт, что Чхеидзе был братом, сильно облегчал мне задачу, я мог говорить с ним совсем просто: “чего кочевряжитесь, ведь все же наши считают это неправильным, надо исправить и сделать по-нашему”… Большую роль играли братские связи в деле назначения администрации 1917 года на местах. Да это и вполне естественно: когда вставал вопрос о том, кого назначить на место губернского комиссара или на какой-нибудь другой видный административный пост, то прежде всего мысль устремлялась на членов местных лож, и, если среди них было сколько-нибудь подходящее лицо, то на него и падал выбор».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу