Дэвид Ремник - Могила Ленина. Последние дни советской империи

Сгущающаяся политическая атмосфера той зимы, дурные предчувствия относительно неприкрытого сговора между армией, КГБ и КПСС позволили “Независимой газете” обрести цель. Москвичи, читавшие “Независимую” в самые первые месяцы ее выхода, отдавали себе отчет в происходящем и получали предостережение о грядущем политическом взрыве. “Московские новости”, напротив, были по-прежнему сдержанны. Газета больше не отчитывалась перед государственными цензорами — те или исчезли вовсе, или приспособились к новым условиям, так что она скорее повиновалась внутренним установкам на благопристойность и осторожность и сохраняла почтительную верность Горбачеву и старым идеалам шестидесятников.

Неделя шла за неделей. “Независимая” меняла представления людей о том, что такое газета. 27-летний репортер Сергей Пархоменко быстро становился самым въедливым политическим обозревателем “НГ”. Потомственный журналист, Пархоменко прославился своими репортажами в ежемесячном журнале “Театр”, для которого в мае 1989-го освещал первую сессию Съезда народных депутатов. Эту работу он называл “преимущественно театральной критикой”. Горбачев играл роль Великого Реформатора, Сахаров — Воинственного Святого, а КПСС была Хором злых сил. “Представьте, как если бы в Америке транслировали по телевизору заседания Филадельфийского конвента [133] На Филадельфийском конвенте в 1787 году была разработана и подписана Конституция Соединенных Штатов. , — говорил Пархоменко. — Старый режим день ото дня понемногу отмирал. Ни одна пьеса так не изменяла свою аудиторию”.

Однажды вечером мы с Сергеем отправились в типографию “Известий”, где печаталась “Независимая газета”. Он был выпускающим редактором, посредником между печатниками и редакцией, которая постоянно норовила вставить в последний момент в номер какую-нибудь свежую новость. С утра он уже написал колонку для своей газеты и еще несколько текстов для других изданий, где он работал как фрилансер. Подобно многим хорошим молодым репортерам в Москве, Пархоменко понял, что может получать гонорары в валюте, работая на зарубежные новостные агентства, — в его случае это было France Presse , государственное информационное агентство Франции. Эта работа дала ему новое понимание того, что такое журналистика. “С французами я пристрастился к настоящей репортерской работе, — рассказывал он. — Это совершенно другая история. Кто первый добудет информацию? Кто поговорит с источником? Раньше было только так: «Я думаю то-то», «Я думаю се-то». А теперь все переменилось, и мне это нравилось. И я хотел этому научиться. Видите ли, я всегда знал, что буду работать в таком месте, как «Независимая газета». Я это чувствовал. Мне нужно было издание без комплексов. Есть газеты и радикальнее, но меня не интересует соревнование — кто всех радикальней или либеральней. Я терпеть не могу единомыслие, консенсус”.

В Москве Пархоменко был более всего известен как политический обозреватель — в основном потому, что он не делал рекламу ни политикам, ни партии, — но он был и прирожденным репортером, автором блестящих журналистских расследований. Грандиозный скандал вызвал его материал о побочном бизнесе ЦК, который много лет содержал предприятие по изготовлению фальшивых западных паспортов — мастерская из 14 помещений! По описанию Пархоменко, в мастерской имелись поддельные печати, пустые паспортные книжки десятков иностранных государств, даже накладные усы, бороды и прочий грим для фотографий.

Расследования обычно публиковались на первой полосе “Независимой”. Молодая суружеская пара журналистов, Женя Красников и Аня Остапчук — обоим чуть за 20, — привели партийцев в неистовство, добыв и опубликовав проект новой программы КПСС — манифеста о переходе к “демократическому гуманному социализму”. Методы у Ани были “довольно простые и не советские”. Она пришла домой к члену ЦК Василию Липицкому и спросила о новой партийной платформе. Он дал ей документ на 23 страницах, написанный помощником Горбачева Георгием Шахназаровым, и разрешил прочитать его, но с условием: ничего не записывать ни в блокнот, ни на диктофон.

“Затем случилось странное, — вспоминала Аня. — Липицкий сказал, что у него звонит телефон, и ушел в соседнюю комнату. Как только он вышел, я достала диктофон и скороговоркой начитала на него текст. Липицкий довольно долго не возвращался. Я успела закончить. Уверена, что он этого и хотел. Получилось весело”.