Дэвид Ремник - Могила Ленина. Последние дни советской империи

Но было похоже, что перестройка была уже потеряна. День за днем консерваторы укрепляли свои позиции, не делая из этого никакой тайны. Вице-президентом стал безмозглый аппаратчик, бабник и пьяница Геннадий Янаев. Ушедшего Шеварднадзе на посту министра иностранных дел сменил Александр Бессмертных: он был либералом, но не обладал ни влиянием, ни авторитетом своего предшественника. КГБ и МВД объявили, что будут патрулировать улицы во всех крупных городах. Язов в эфире сообщил о провокациях и оставил за собой право нанести ответный удар — когда сочтет нужным, любыми средствами. Крючков допустил, что для наведения порядка в республиках, может быть, придется пролить немного крови. А Анатолий Лукьянов, “Cчастливчик Люк” [131] Счастливчик Люк (Lucky Luke), бесстрашный ковбой на Диком Западе, который “стреляет быстрее своей тени”, — герой комиксов Мориса де Бевера, впервые опубликованных в 1947 году. , отталкивающий председатель Верховного Совета, с готовностью предоставлял слово полковникам и психопатам из ультраправой депутатской группы “Союз”, которые ежедневно требовали смещения Горбачева и введения чрезвычайного положения.

Время было нехорошее, а ожидания были еще мрачнее. Яковлев, цитируя “Капитанскую дочку”, говорил, что правые приступили к “бессмысленной и беспощадной” контрреволюции. При этом Яковлев не подал в оставку, а просто перестал быть доверенным лицом Горбачева: тот его больше не слушал. Что ему было делать? Когда я спросил у Яковлева, что он думает о назначении Янаева, Яковлев устало улыбнулся и ответил: “Президент умный человек, так что я уверен, что это мудрое решение”. Впрочем, много позже, когда он уже мог позволить себе не говорить загадками, Яковлев рассказал мне, как той зимой вокруг Горбачева сгущалось “гробовое молчание”: все министры делали вид, что подчиняются президенту, но за его спиной поступали, как им вздумается. Постепенно они делали Горбачева своим заложником, играя на его неистребимом желании оставаться у руля и руководить.

Самым трезвомыслящим из демократов был Собчак — либеральный мэр Ленинграда. Во время нашей встречи в Мариинском дворце он превосходно растолковал мне, что происходит. “Мы наблюдаем переход от тоталитарной системы к демократической. Силы диктатуры и демократии существуют бок о бок, — сказал он. — В таких условиях опасность новой диктатуры, военного переворота, использования армии против народа абсолютно реальна”. Становилось жутковато — а ведь еще ничего толком не случилось.

Зимой 1990–1991 годов Москва превратилась в рай для газетных фанатов. Колонки Лена Карпинского и “Московские новости” были теперь только скромной частью утренних поступлений. Начав с нуля, с голых типографских станков, Москва сумела стать городом с самой увлекательной прессой — первый случай со времен послевоенного Нью-Йорка. Благодаря хрущевской оттепели появилось несколько настоящих литературных произведений, а благодаря гласности родилась журналистика с ее расследованиями, сенсациями, аналитикой и “эксклюзивом”.

Поначалу главными оплотами гласности были “Московские новости” и еженедельник “Огонек”. Но когда из гласности родилась настоящая свобода печати, возможностей для авторов-демократов стало больше. Некоторые газеты заполошно пытались поспеть за радикальной повесткой, особенно “Комсомольская правда”, выходившая 25-миллионным тиражом. В “Литературной газете” печаталась высоколобая культурная критика, политическая аналитика и сенсационные расследования Юрия Щекочихина о работе КГБ. “Аргументы и факты” (тираж — 30 миллионов экземпляров) были своего рода газетой-дайджестом: короткие, слов в двести, статьи и фактоиды. “Известия” были солидным изданием, а для “желтых” сенсаций существовали “Совершенно секретно” с криминальными историями (“Убийство на Кутузовском проспекте!”) и “Мегаполис-Экспресс” с местечковыми безобразиями. Озорной “Коммерсантъ”, который редактировал сын Егора Яковлева Владимир, рассказывал о нарождающемся бизнесе и просвещал молодых предпринимателей относительно того, какой мафиозный клан заправляет каким районом и где на черном рынке достать дешевые компьютеры. На вокзалах и в подворотнях лоточники торговали прибалтийскими эротическими газетами, необольшевистскими листками, размноженными на ротапринте, и книгой Дейла Карнеги “Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей”.

Для консерваторов были “Советская Россия”, где в 1988-м напечатали письмо Нины Андреевой, а затем публиковали установочные манифесты, сыгравшие роль в будущем путче, и “День” (“Газета духовной оппозиции”) под руководством Александра Проханова, безумного теократа-милитариста, известного как “Соловей Генштаба”. Что до информационных агентств, то старорежимный Старший брат — ТАСС — выглядел таким же ископаемым, как вечерняя телепрограмма “Время” и газета “Правда”. Зато “Интерфакс” и еще несколько республиканских агентств работали с той же интенсивностью, как Associated Press в его звездные моменты. Ведущий репортер “Интерфакса” Вячеслав Терехов, в своем коричневом костюме наседавший на политиков с раннего утра и до поздней ночи, был самым неутомимым производителем текстов.