Иван Черных - Школа террористов

- А к друзьям?

- Посмотрим на твое поведение.

- Так в чем же дело? У меня сегодня выходной, и я хочу, чтобы ты убедился в моей благосклонности. Хочешь встретиться?

- Я-то хочу...

- Но мамка не велит, - продолжала хохмить Дина. - Точнее, главный редактор, не так ли?

- Нет. Но сейчас я собираюсь поехать к одному человеку по очень важному делу.

- Так возьми меня с собой. Я, знаешь, удачливая и могу помочь.

"А почему бы не взять? - мелькнула шальная мысль. - Гарфинкель не велика шишка, и Дину я могу представить ему как члена нашей автостоянки, а то и члена правления".

- Ну, если тебя не затруднит и ты через час подскочишь к "Беговой"...

- Договорились. Я принимаюсь за марафет. Сейчас девять десять, значит, в десять буду на "Беговой".

Радость предстоящей встречи отодвинула на задний план все проблемы и огорчения Дина понравилась мне с первого взгляда: она сидела за соседним столиком в обществе двух подружек и знакомого мне майора из журнала "Советская милиция", белолицая и голубоглазая, с пышными локонами рыжих волос с золотистым отливом - такие роскошные волосы я видел впервые. И черты лица утонченные, выразительные - только портреты писать. Одета неброско, но со вкусом: серая юбка и песочного цвета свитер, плотно облегающий её стройный стан и небольшие, по-девичьи острые груди.

В ресторан я заскочил с приятелем на часок лишь поужинать и обговорить то самое злосчастное интервью с известным летчиком, которое он предложил редколлегии. Мы оба были просто очарованы новоявленной Афродитой и почти не говорили о деле, таращили на неё глаза и мололи чепуху.

Она, разумеется, заметила наши восхищенные взгляды и тоже изредка посматривала на нас, как мне показалось, не без интереса. А когда она что-то спросила у коллеги и тот, посмотрев на меня, стал объяснять ей, в груди у меня сладко защемило.

По натуре я влюбчивый и непостоянный балбес, о чем не раз с сожалением говорила мать, пока я жил с ней до недавнего времени и не переселился в однокомнатную квартиру её любовника. Девиц у меня перебывало немало интересных, симпатичных, умных и образованных. Все они мне нравились, но не настолько, чтобы взволновать, взбудоражить, закружить в любовном водовороте, от которого, как поется в песне, и зима кажется маем - такой мне хотелось любви. А девицы попадались все ординарные, я быстро охладевал к ним: одна наскучила стремлением казаться умнее, чем на самом деле, другая - чопорностью, третья - чрезмерным увлечением косметикой - терпеть не могу девиц, которые чуть ли не каждую минуту прихорашиваются, как глупые вороны, чистят перышки. В общем, жених привередливый - и чересчур разборчивый. А жениться было пора: тридцатый год шел, и не привык я к одиночеству, к домохозяйничанию, до военного училища жил с отцом и матерью, они любили меня и лелеяли, не отказывая ни в чем - отец был летчиком гражданской авиации, летал по международным трассам, хорошо зарабатывал и снабжал нас всяким заграничным тряпьем; мать окончила пединститут, но работать не пришлось: родился я, и она посвятила себя моему воспитанию. Но в 1987 году отец погиб в Афганистане: вез туда продовольствие, и его сбили "Стингером" недалеко от Кабула. Я уже был военным журналистом, слетал на место катастрофы. Лучше бы не летал: на месте падения осталась воронка от двигателей с разбросанными по краям кусками покореженного металла. Что в гробы собрала похоронная команда, одному Богу известно - их не открывали; во всяком случае, наш я не разрешил, не вняв мольбам матери. А два года назад заболела мама. Просто простудилась, стала сильно кашлять. Я уговорил её лечь в военный госпиталь имени Бурденко, где лучшие врачи. Она полежала месяц и вышла оттуда здоровая и будто помолодевшая. Вскоре я узнал, что за эликсир поднял её на ноги и омолодил: несмотря на свои сорок восемь лет, она влюбилась. Влюбилась в лечащего врача, человека очень молодого, всего на два года старше меня. Только теперь я понял, что с отцом она не была счастливой, вышла замуж, то ли поддавшись временному увлечению, то ли по расчету, но не любила его, хотя и жили они довольно дружно, и я не знал случая, чтобы она нарушала верность. Мама была сдержанная и степенная женщина, а вернулась из госпиталя будто зельем напоенная - беспричинно веселилась, хохотала по всякому малейшему поводу, когда и смешно-то не было, и не ходила по земле, а будто парила, обретя невидимые крылья.

До гибели отца я любил мать, и её перемена поначалу не очень-то обеспокоила меня: пусть хоть в зрелые годы почувствует себя счастливой. Избранника её не видел, а сообщению, что он моложе, не придал значения. Но когда она привела его в нашу квартиру, я не только удивился, но и разозлился на обоих: разве не видит он, что в сыновья ей годится, на что рассчитывает? Он высок, красив, элегантен, любая девица не устоит. А она, несмотря на былую красоту и умение косметикой поддерживать свежесть лица, ежедневными физическими упражнениями сохранять стройность фигуры, старуха перед ним - никакая косметика и физические упражнения не могли разгладить морщин под глазами и на шее, которые все глубже впивались в тело и делали свое страшное дело.