Коллектив авторов - Быть княгиней. На балу и в будуаре

Счастливая новость, необычайно обрадовавшая всех моих слуг, была передана дочери. На другое утро я спросила курьера, сколько он получает в год. Заплатив ему почти двойное годовое жалованье, я отпустила его, и он весело покинул Коротово, где все радовались, за исключением меня самой. Я оставалась бы хладнокровной и равнодушной, если бы не беспокоилась за Бетси: за первым припадком последовала лихорадка. В продолжение болезни она из всех окружавших ее лиц узнавала меня одну, и я редко отходила от ее постели – только для отправления писем и некоторых дорожных приготовлений. Желая налегке и скорее ехать, когда поправится Бетси, я послала вперед некоторых слуг.

Троицкая церковь усадьбы Дашковой в Троицком Жуковского района Калужской области

Курьеру я поручила отдать незапечатанное письмо Архарову, с тем чтобы тот препроводил его Лепехину, непременному секретарю Академии наук, одному из добрых моих друзей. Я написала ему о последнем происшествии и приложила свой адрес – Троицкое, но Архаров имел глупость уничтожить его.

Воспользовавшись отъездом одного крестьянина в Петербург, я послала с ним несколько писем моим друзьям в Англию на имя мистера Глинна, английского купца, жившего в России. За восемь дней, пока продолжалась лихорадка мисс Бетси, я приготовилась к пути и желала как можно скорей увидеть Троицкое. Мисс Бетси, хотя и не совсем выздоровела, в состоянии была ехать. Таким образом, в конце марта, в страшные морозы, мы покинули место ссылки.

Я не могу не засвидетельствовать на этих страницах благодарности тем бедным крестьянам, которые с необыкновенным усердием помогали мне. Возвращаясь два раза в неделю с базара из соседнего города, они приносили мне все, что можно было достать лучшего для моего стола, и ни за что не хотели брать денег. Незадолго до моего отъезда я узнала, что женщины, каждый день приходившие с пирогами и яйцами, договорились между собой являться ко мне по очереди, чтобы иметь случай повидать меня и осведомиться о моем здоровье.

Я часто спрашивала, каким образом они могут любить меня, когда уже давно потеряли во мне свою госпожу. Ответ всегда был один и тот же: «Когда мы были твои, тогда посчастливели и разбогатели. Ты дала нам доброго барина, своего сына: хоть он и прибавил нам оброку, все же мы платим меньше, чем наши соседи своим помещикам».

На переменных лошадях, которыми снабдили меня добрые крестьяне, мы возвратились гораздо скорее, чем ехали сюда. Девятый день нашего путешествия был днем истинной радости. Когда мы подъезжали к Троицкому, где каждый из моих слуг имел жену, мать, детей или приятелей, нами овладел безграничный восторг. К вечеру я услышала восторженные возгласы: перед нами струилась река Протва, текущая в моем имении. Кучер первым приветствовал ее знакомые воды. При этой первой встрече с родной землей я выбросила последние деньги из кошелька.

Поздравлениям и радости не было конца. Все забыли о прошлых страданиях, все спешили. Но наши бедные лошади были еще слишком далеко от яслей, чтобы разделить общий восторг. Им пришлось работать еще один день: растаявшие снега затруднили нашу поездку на санях, и мы вынуждены были провести лишнюю ночь в дороге.

На десятый день мы прибыли в Троицкое. Подъехав к церкви, я увидела ее полной народа, собравшегося из шестнадцати деревень и поселков, принадлежавших мне. После молебна крестьяне целовали у меня руку и поздравляли с приездом, но я не имела сил поздороваться со всеми и потому попросила их отложить эту церемонию до более удобного времени. Меня глубоко тронуло это выражение искренней привязанности и общего душевного веселья, однако я так ослабела и утомилась, что мне крайне необходим был отдых.

На другой день я послала гонца в Москву к моему брату уведомить его о своем приезде, написала также своим племянницам – княгине Долгоруковой и Маврокордато, чтобы узнать от них о здоровье своих друзей, знакомых и об участи моего сына.

К крайнему удовольствию, я убедилась, что всех близких моему сердцу миновали общие удары господствовавшей тирании.

Мой дом в Москве превратили в казарму, в которой очень удобно расположился один офицер и восемьдесят семь солдат. Благодаря предусмотрительности управляющего главный корпус здания не был занят: он запер и запечатал все двери, сказав, что я уехала из дому поспешно и оставила на его ответственность все свои вещи. Это благоразумное распоряжение избавило меня от расходов, столь неизбежных в случае, если бы здесь побывал один из гатчинских генералов: мебель и дом – все было бы загрязнено и переломано. Моя загородная дача была обречена на ту же участь. В ней обитали девяносто рядовых и шесть унтер-офицеров. Таким образом, кроме произвольного распоряжения чужой собственностью из моего имения в Москву переправили три тысячи бревен, и это не все.