Джудит Херрин - Византия. Удивительная жизнь средневековой империи

Иконоборческие баталии также привлекают внимание к удивительному контрасту между мужской поддержкой иконоборчества и женским противодействием ему. Яркий пример – императрицы Ирина и Феодора, которые успешно отменили его. Представляется, что обе женщины действовали, руководствуясь скорее политическими соображениями, чем личной набожностью. Последнее является наиболее очевидным в случае с Ириной, которая в 780 г. взяла власть в свои руки, собрала VII собор, а позднее избавилась от конкурента в лице собственного сына. Конечно, с таким положением дел были согласны далеко не все. Некоторые западные наблюдатели отказывались верить, что Ирина сможет управлять империей. Они использовали аргумент о вакантности места императора, чтобы продвинуть короля франков Карла. На Рождество 800 г., когда он пришел помолиться на могиле св. Петра, папа Лев III провел импровизированную коронацию, и Карл был объявлен «императором римлян». Папа отлично знал, что Ирина правит твердой рукой и новый император не будет принят в Византии. Сам Карл сделал попытку преодолеть трещину в отношениях, вызванную этой церемонией, благосклонно ответив на предложение Ирины о браке по расчету, который позволит им обоим использовать императорский титул в соответствующих политических сферах – каждый в своей. Это событие спровоцировало бунт против императрицы. Тем не менее ее примеру последовали многие – не только Феодора, но и другие правительницы. В Византии овдовевшие матери юных императоров оставались у власти, выступая в роли регентш.

Развивая свой культ икон, византийское христианство отошло от установившихся трактовок того, что такое кумир. На принципах, сформировавшихся в это время, основывалось все последующее византийское искусство. Доверие к иконам демонстрировалось не только во многих произведениях искусства, таких как мозаики Константина и Юстиниана – по обе стороны от Святой Девы или Христа – над главным входом в собор Св. Софии, но и в домашней обстановке тоже. Периоды иконоборчества, вероятно, укрепили этот аспект, побуждая женщин бережно хранить свои иконы, вне зависимости от официальной политики церкви. Ирония судьбы заключается в том, что Ирина и Феодора, ликвидировавшие византийское иконоборчество, сделали это не столько из набожности, сколько из любви к власти. Возможно, они неумышленно поощряли и художественные традиции, которые привели к расцвету иконописи, резьбы по кости, иллюстраций манускриптов, мозаик и фресок, ставших отличительной чертой византийского искусства. Если императоры-иконоборцы спасли Византию от арабов, то поклонявшиеся иконам императрицы обеспечили изображение святых людей на иконах на шесть сотен лет вперед.

Споры относительно роли икон были широко известны, упорно продолжались и переходили из поколения в поколение в основном потому, что в Византии существовало умное развитое общество, в котором высоко ценилась грамотность. В деревенских и епископальных школах детей учили читать. Тем же самым занимались священники, монахи и индивидуальные учителя. Образование было доступным и помимо основных навыков (чтения и письма), а в столице имелась возможность его существенно повысить. Там готовили грамотных, квалифицированных людей для гражданской администрации, армии и церкви. И поскольку ведущие позиции во всех сферах деятельности были открыты талантам, образование стало средством социальной мобильности, ключом к получению высокой должности и социальной значимости. Образование детей в конечном счете позволяло повысить благосостояние семьи, что оказывалось выгодным для всех ее членов. Статус ученых людей в Византии неуклонно повышался. Уважение и восхищение ученостью – определяющая черта культуры империи.

В отличие от Западной Римской империи, где высшее образование оказывалось доступным лишь для тех, кому предстояла карьера клирика, в Византии его мог получить любой талантливый юноша. Для повседневного общения использовался язык улицы, с собственным словарным запасом и произношением, а для лиц с высшим образованием был характерен классический, аттический, греческий язык, связывавший гомеровские эпосы с языком средневековой Византии. Византийские ученые писали свои труды на древнегреческом языке и могли даже говорить на нем. В Северной Европе их западные коллеги изучали латынь или греческий язык как иностранные, очень далекие от германских, англосаксонских и романских языков, которые постепенно развивались во французский, испанский и итальянский. Хотя они, безусловно, изучали классиков – Цицерона, Вергилия и Овидия – со страстью, сравнимой с византийской преданностью греческому языку, им все же не хватало непрерывности, преемственности. Только китайский язык имеет более долгую лингвистическую историю, чем греческий.