— Я студент Духов. Мне к профессору.
— Проходите, пожалуйста.
Маленькая грациозная женщина, идя впереди, подвела гостя к высокой двери и здесь, одобрительно кивнув, остановилась в стороне, предоставляя Духову самому открыть дверь. Он открыл дверь и вошёл в кабинет профессора весь ещё под впечатлением от встречи с доброжелательной и милой хозяйкой.
В кабинете профессора, уставленном шкафами с книгами, за чертёжной доской у окна, Николай проработал почти целый месяц, Он приезжал каждый вечер к пяти часам, а по выходным — к девяти утра, и уходил обычно так, чтобы успеть на последний трамвай, следовавший в Автово. Работа оказалась довольно сложной и дала Духову не только заработок, но и неплохую практику в деталировке узлов и подготовке рабочих чертежей.
В домашней обстановке профессор до странности не походил на того всегда корректного, но строгого и даже сурового человека, каким казался в институте. У себя дома Викентий Николаевич много и охотно разговаривал, шутил, смеялся. Рассказывал Николаю о своей работе над монографией о дизелях, вспоминал прошлое, нередко обращался к искусству и литературе. Запомнилось, как он сказал о Достоевском:
— Единственный пророк России. И, как все пророки, не понят в своём отечестве и всуе подвергался хуле черни. — И даже прочитал знаменитое лермонтовское:
Смотрите: вот пример для вас!
Он горд был, не ужился с нами:
Глупец, хотел уверить нас,
Что бог гласит его устами!
Жена профессора, Анна Александровна, была неизменно матерински доброжелательна к Николаю, потчевала чаем, оставляла обедать, проявляя ненавязчивое и доброе внимание к нему. Позднее Николай понял, что таким отношением к себе он был обязан не каким-то особым симпатиям к нему со стороны Анны Александровны, а единственно той школе воспитания, которую она прошла; она поступала по велению и в рамках этой школы — только и всего.
А вот её дочь Тася этой школы уже не имела. Она была одних лет с Николаем и окончила уже не Смольный институт, и даже не гимназию, а советскую девятилетку. Правда, как и Анна Александровна, Тася знала три языка. Работала она машинисткой в каком-то советском учреждении. Внешне ничем не походила на мать, была довольно высокого роста, краснощёкая, спортивная, крепко сложенная, а главное — прямая, откровенная и совсем не признающая этикета. Носила короткую стрижку, куртку, красную косынку, сапоги и походила на типичную комсомолку, а не на дочь царского генерала и бывшей фрейлины императрицы. Впрочем, профессор удочерил её, и по документам Тася была Анастасией Викентьевной Кирпичниковой, что, надо полагать, спасало её от многих неприятностей.
Ещё одним членом семьи профессора была высокая, ещё крепкая, но совсем седая женщина, которую все, в том числе и Тася, звали Зинушей. У Зинуши было плоское лицо и какой-то словно отсутствующий взгляд серых глаз. Она почти всё время молча занималась чем-нибудь по хозяйству. Зинушу вполне можно было бы принять за домработницу, но её усаживали за стол вместе со всеми, и Анна Александровна оказывала ей не только знаки внимания, но и почтения.
Незримым членом этой семьи был ещё один человек. О нём не говорили ни слова, подчиняясь, вероятно, своеобразному семейному табу. Николай, рассматривая как-то семейный альбом, предложенный Анной Александровной, увидел портрет молодого военного в парадной форме. Форма была гвардейская — кавалергардская или гусарская — белый мундир с золотым шитьём, эполеты. Лицо показалось знакомым. Но вопрос: «Кто это?» — Анна Александровна не расслышала, И только потом сообразил, что у военного такое же плоское лицо и отсутствующий взгляд светлых глаз, как у Зинуши.
Вскоре Николай стал чувствовать себя в этом доме, словно в родной семье. Стал заходить сюда и после того, как чертежи установки были закончены. Приходил просто так — навестить, попить чайку, провести вечер в уютной домашней обстановке. Считалось, что он навещает Тасю, но её часто по вечерам не бывало дома, И его всегда ласково, по-матерински, принимала и потчевала Анна Александровна.
Как-то она спросила:
— Духов… Эта фамилия, как раньше говорили, семинарская. Ваш отец из духовного сословия?
— Нет, Анна Александровна, он был военным фельдшером. — И, сам не зная почему, Николай неожиданно добавил: — Но моя мать родом из малороссийской дворянской семьи.
— Ну вот, видите, — с улыбкой сказала Анна Александровна. — Это заметно.
Читать дальше