Азиза Джафарзаде - Напасть

Гамза Мирза был первенцем, старшим из четырех братьев. Ему и полагалось стать наследником престола. Но судьба распорядилась иначе, и этот жребий выпадет другому сыну, Аббасу Мирзе, Шах Аббас Первый, чье имя овеяно легендами...

Злодейство совершилось накануне. Шахзаде, выехавший на охоту, пострелял дичь, затем позабавился игрой "човкан"1 и сделал привал в близлежащем селе, чтобы помыться в бане и побриться... Во время бритья брадобрей Рзагулу, по велению Амир-хана, исполнил черную роль Азраила...

Убийца был схвачен и пешком приведен в столицу...

... На площадь валом валили простолюдины, торговцы, по закрывавшие лавки, зеваки, ребятня, женщины.

Пока не появилась придворная знать, именитые ханы, аксакалы.

Взрослые сердито прогоняли расшумевшихся детей, иным шалунам доставались и подзатыльники.

На площади уже лились слезы.

Но великая скорбь царила во дворце. В покоях шахбану голосили плакальщицы, служанки, горничные, окружившие ее, царапали себе лицо, били себя в грудь и выли.

Хейраниса-бейим среди этих рыдающих, убивающихся женщин казалась окаменевшей. "Мехти-Улия" - так назвал ее муж. - "Святая колыбель". В лоне сей колыбели взращенный, взлелеянный любимый сын пал от руки убийцы.

Глаза у нее оставались сухими.

Непосвященный мог поразиться.

Но знающие ее нрав не удивлялись, что шахбану не рвет на себе волосы, не терзает себе лицо, как все тюркские матери, которых постигло горе.

Хейраниса-бейим была наделена Создателем мужским, мужеским характером и твердостью, непримиримая к врагам, не прощающая обид и в мести своей готовая идти до конца.

Враги не должны видеть ее слез. Только когда отомстится кровь сына, когда убийца будет вздернут на виселице... нет... распят... она сможет удалиться к себе, уединиться, и ночью, в постели, почувствовав свербящую боль в сосцах, вскормивших маленького Гамзу, дать волю слезам...

А сейчас, на миру, - нет, упаси Аллах.

Не могла Мехти-Улия заплакать на виду у тех, кто зарился на трон, жаждал власти! Мехти-Улия, взлелеявшая чадо в лоне своем, не дававшая нянькам колыхать колыбельку... Мехти-Улия, с мечом в руках встречавшая неприятелей, нападавших на Ширван, изумлявшая решительностью гызылбашских воителей!

Не заплачет Мехти-Улия!

Скорбь и смута терзали душу кроткого и богобоязненного Мохаммеда, отца, потерявшего сына, шаха, потерявшего наследника. Он понимал, что это убийство - месть. Мстили не только шахбану, нанеся ей удар в самое сердце. Мстили и ему, шаху... За что? Не ясно ли? Ведь ему не раз давали понять эмиры, предводители соперничающих кланов, - не хотим плясать под дудку твоей самовластной супруги. Тридцать семь вотчин в одном царстве-государстве!.. Часть из них, внешне выказывая послушание перед шахбану, в душе ненавидели ее.

Шаха мучила эта распря. В молитвах он призывал Всевышнего водворить мир среди подданных. Господи, я не в силах примирить и сплотить эти тридцать вотчин... Да, я уступчив, я терпим, предпочитаю миловать, а не казнить... Но ведь и Мехти-Улия не может найти управу ан них... Держава трещит по швам... Вразуми, Господи, неразумных раскольников, братьев, восстающих на братьев...

Но, видимо, честолюбивые устремления "удельных князей" были неистребимы, и даже крутая и скорая на расправу шахбану не могла укротить страсти. Впрочем, она, может, считала, что принцип "разделяй и властвуй" надежнее...

Площадь шумела.

Всяк толковал случившееся на свой лад. Никто не верил, что убогий брадобрей мог сам решиться на такое душегубство.

Кто-то из появившихся городских сановников пытался утихомирить толпу. Деревья вокруг площади, казалось, "обросли" людьми - ребятня, подростки взобрались на них.

Взоры всех устремились к столбовой дороге - там, за городскими воротами заклубилась пыль.

-Едут! - взвился крик.

Вскоре показался гонец на взмыленном коне.

Соскочив с седла, он передал уздечку слуге и устремился к воротам дворца, где его ждал "эшик-агасы" - министр двора.

Конь был загнан, с губ стекала желтоватая пена вперемешку с кровью...

Дворецкий предостерег слугу:

-Парень, смотри, не вздумай напоить коня - погубишь. Выгуливай, пусть поостынет, мошонку облегчит... А уж после дай воду.

На площади воцарилась тишина. Ворота дворца открылись. Показался шах в пурпурной мантии, справа от него - сын Аббас Мирза, слева Хейраниса-бейим.

Прошествовав к помосту, заняли свои места - шах на троне, шахзаде и шахбану - на сиденьях, крытых алым бархатом.