Александр Таланов - Братья Дуровы

Бодрое, здоровое состояние животного, однако, еще не все. Как заставить его слушаться, беспрекословно исполнять волю своего воспитателя, творить в нужном для него направлении? Есть еще и психологический способ воздействия. Внушение… Гипноз…

Резкий голос врывается в тишину ночи: «Я люблю вас!», «Быть или не быть?» — это попугай Арра повторяет во сне недавно выученные фразы.

Дом на Божедомке живет полной жизнью.

Где мы, когда человек одинок? Где мы?..

Тысячи верст исходил, изъездил, исколесил в ненасытной жажде успеха. Триумфальные гастроли. Коррида на Ла Плаца де торос в Мадриде, и бык, пронзенный острием шпаги русского клоуна… Грандиозный цирк, затем одиночная камера в мрачном замке Моабит в Берлине… Пленительные улыбки гейш в чайных домиках на улице Гиндза в Токио… Лучшие русские цирки в Петербурге, в Москве, провинции… Повсюду, всегда неизменный успех.

Дороги, дороги, дороги… Слава, покрытая пылью дорог. Но не меркло ее ослепительное сияние, блистательные лучи ее, казалось, ничто, никогда не затмит. И вот жалкое шапито антрепренера Максимюка в Мариуполе. Скверная гримаса судьбы!

Маленький город на берегу Азовского моря. Идет второй год мировой войны, и сюда доносятся ее раскаты. Местное население — русские, украинцы, греки, евреи, болгары, чиновники, торговцы, рыбаки, огородники — смесь племен и народов, занятий… Война раздула шовинизм и взбаламутила житейское море. Лишь в цирке объединяется разноязычная, разнородная публика Мариуполя.

Афиши, расклеенные на улицах города, извещают о гастролях «всемирно известного, настоящего» соло-клоуна Анатолия Дурова, который прибыл специально, чтобы дать всего несколько представлений в цирке антрепренера Максимюка.

Азовское море возле Мариуполя непохоже на море — серое, мутное, безрадостное. И город не напоминает настоящий город. Дома будто все одинаковые — деревянные, редко каменные. Тянутся унылые заборы, пустыри, сады. Только церкви разных вероисповеданий не похожи друг на друга, но и они одинаково окружены глухими оградами, за которыми заросли сирени. И опять — заборы, унылые, бесконечные.

Неужели нельзя было выбрать другого места для гастролей? Увы, нет! Прославленный, всемирно известный соло-клоун Анатолий Дуров все меньше интересовал публику.

Причина? Время ушло вперед, а художник, творец, артист остановился на месте. Свершилось невероятное — сатирик Анатолий Дуров, стяжавший славу острыми, злыми шутками, стал казаться пресным и скучным.

Не сразу публика охладела к нему. Происходило это исподволь, незаметно для обеих сторон, но настал день, когда вдруг заговорили: «Он устарел, неинтересен, повторяется…» И в том не было ни досадного заблуждения, ни клеветы.

Неужели общественная жизнь так изменилась, что сатирик не может найти повода для осмеяния ее недостатков? Разве в российской действительности нет больше самодуров-губернаторов, полицейских сатрапов, чиновников-взяточников и казнокрадов? Или уже не подавляется любое проявление свободомыслия, отменены губительные для развития культуры цензурные ограничения?

Наоборот, реакция торжествует, малейшие ростки демократии вырываются с корнем, и начавшаяся мировая война еще более усугубляет все пороки самодержавия.

Новые времена требуют новых методов борьбы, сильных, решительных. В стране уже слышится могучая революционная поступь. Многие представители художественной интеллигенции если не прямо примкнули к революционной борьбе, то прониклись ее идеями.

Трагично положение художника, не поспевающего за требованиями своего времени. И еще трагичнее, когда он не понимает истинной причины происходящего с ним. В таком состоянии оказался Анатолий Дуров. Неудачи все чаще преследовали его. Не раз ему приходилось в растерянности стоять на арене, видя, что к его шуткам, которые еще недавно так горячо принимались, публика остается равнодушной.

…Максимюк раскинул свое шапито на краю базарной площади. От гостиничных номеров «Пальмира», где остановился Анатолий Леонидович, до базара идти недалеко. Но сегодня этот путь кажется ему утомительным.

Накануне, вернувшись в гостиницу после вечернего представления, он почувствовал себя нездоровым, но приписал это тому, что не имел успеха на первом своем выступлении перед мариупольской публикой. Правда, едва он появился на арене, послышались аплодисменты, затем настроение зрителей падало и под конец раздались совсем жидкие хлопки. Это был провал, он знал хорошо и обмануться в том было нельзя.