Александр Таланов - Братья Дуровы

Лошадь, потряхивая подстриженной гривой, бежит по кругу. За ней другая, третья, четвертая… Все одной масти — золотистые. Кардинали торопит: «Алле!.. Алле!» — они ускоряют свой бег.

И вдруг по какой-то неуловимой команде все враз замирают на месте и, склонив гордые головы, валятся на колени перед Дуровым. И дрессировщик, довольный своим «комплиментом», галантно раскланивается, высоко приподняв котелок.

— Браво, Кардинали! Превосходно, как всегда…

— Мерси, мсье Дуров, вы знаете толк!

Старый итальянец доволен эффектом и тем, что он оценен по достоинству таким артистом, как Дуров.

Ни минуты не пустует манеж. После конной группы тут репетируют в три «слоя»: внизу жонглеры перекидываются мелькающими разноцветными булавами. Рядом двое акробатов ходят на руках, делают то переднее, то заднее сальто.

Канатоходцы занимают второй «слой» манежа. По косо натянутому тросу, осторожно балансируя длинным шестом, поднимается красивый молодой артист. Наверно, он легко бы взбежал к спасительной верхней площадке, но на голове его статуэтка — партнерша. Она грациозно стоит на одной ножке, правая рука ее устремилась в пространство, а левая шлет воздушный поцелуй зрителям.

Третий «слой» — под самым куполом. Там на трапециях сущие черти — двое гимнастов, они кувыркаются, перелетают с одной раскачивающейся трапеции на другую, и разверстая бездна им не страшна.

На своем веку Анатолий Леонидович наблюдал много таких репетиций. Видел номера несравненно сложнее, интереснее. Труппа Максимюка собрана «с бору по сосенке», состоит из стареющих артистов и начинающей молодежи, пока не мобилизованной в армию. Да и кто из лучших циркистов согласится работать во второразрядном шапито у такого антрепренера, как выжига Максимюк!

И куда он подевался? Скорее надо бежать от него, от позора, который вчера пришлось испытать.

— Вы нездоровы, мсье Дуров?

— Да, чуть-чуть…

— Берегите себя, мсье Дуров!

Милый старый Кардинали идет отдыхать после уже утомляющей его утренней репетиции. Много лет назад он приехал в Россию, женился, а когда жена умерла, решил не покидать новую родину. Теперь, одинокий, скитается из города в город то с одной, то с другой труппой. Его семья — цирк.

Мимо прошли двое «Аполлонос» — супруги Кудрявцевы. Молодые, способные воздушные гимнасты, однако им еще следует изрядно работать, чтобы их номер «Полет под куполом» стал достойным первоклассной программы.

Весьма пожилая наездница, неуклюжий коверный клоун, пьяница клишник — остальные участники труппы. Старая гвардия, для парадных выступлений ставшая непригодной. Знавали и они лучшие времена, радуя публику своей ловкостью, отвагой, умением. И ныне, по мере сил и возможностей, они делятся своим искусством со зрителями.

Ужасы войны заставляют народ искать забвения в любых развлечениях. Театры, синематографы, цирки всегда переполнены. Искусство облегчает людские страдания. Сейчас, как никогда, нужно благородное ремесло циркистов. И прежде всего — клоунада. Веселье, смех — народная потребность.

Почему же он, прославленный Анатолий Дуров, который не только развлекал людей, но и стремился сделать их лучше, король шутов, но не шут королей, — оказывается ненужным народу? Правде надо смотреть прямо в глаза: на вчерашнем представлении его не освистали, не ошикали, но жидкие хлопки, которыми его проводили, свидетельствуют о неуспехе. Или разношерстная мариупольская публика настолько тупа, что ей недоступен юмор замечательного клоуна Анатолия Дурова? Почему же тогда и его недавние гастроли в Луганске, в шапито антрепренера Лапиадо, тоже не имели большого успеха?

Да, надо уметь смотреть правде в глаза.

Как это случилось?

Опять на ум пришел простейший ответ: старость. И тут возникло убедительное опровержение: артисту в пятьдесят с небольшим лет говорить о старости рано. Вот, например, милейший Кардинали гораздо старше его, но он выступает успешно. И даже престарелая наездница мадам Мюльберг еще срывает аплодисменты, показывая свои незамысловатые номера.

Значит, секрет последних неудач не в старости, а в чем-то другом.

Как был, в шляпе, подняв воротник пальто, Дуров сидел насупившись в крайнем кресле амфитеатра. Мимо проходили и пробегали артисты, униформисты приносили на арену и уносили обратно реквизит, а он никого не замечал и не слышал. Его знобило и мучил все тот же вопрос: «Почему? Почему?»

И вдруг его пронзила мысль: «Опасно не постареть, а устареть». Артисту, как и любому художнику, опасно устареть в содержании и в форме своего искусства, сделаться архаичным, не отвечающим духу и требованиям своего времени.