Юрий Мухин - ЕСЛИ БЫ НЕ ГЕНЕРАЛЫ! (Проблемы военного сословия)

«Истинно, государь, я видал, что иной дворянин и зарядить пищали не умеет, а не то, что ему стрелить по цели хорошенько. И такие, государь, многочисленные полки к чему применить? Истинно, государь, еще и страшно мне рещи, а инако нельзя применить, что не к скоту; и егда, бывало, убьют татаринов дву или трех, то все смотрят на них, дивуютца и ставят себе то в удачу; а своих хотя человек сотню положили, то ни во что не вменяют.

Истинно, государь, слыхал я от достоверных и не от голых дворян, что попечения о том не имеют, чтоб неприятеля убить; о том лишь печется, как бы домой быть; а о том еще молятся и богу, чтоб и рану нажить легкую, чтоб не гораздо от нее поболеть, а от великого государя пожаловану б за нее быть; и на службе того и смотрят, чтоб где во время бою за кустом притулиться; а иные такие прокураты живут, что и целыми ротами притулятся в лес или в долу, да того и смотрят, как пойдут ратные люди с бою, и они такожде будто с бою в табор приедут.

А то я у многих дворян слыхал: «Дай де бог великому государю служить, и сабли из ножен не вынимать». И по таким же словам и по всем их поступкам не воины они! Лучши им дома сидеть, а то нечего и славы чинить, что на службу ходить».

Для немецких офицеров такое поведение исключалось — их рассматривали не в толпе, а индивидуально, и каждый из них обязан был стать храбрым и честным военным специалистом.

Но и это не все. Повторю, немецкие монархи солдат на службу не призывали — они их покупали — нанимали. Прусский король Фридрих II был, пожалуй, наиболее могущественным из германских монархов, но и он старался нанять солдат не из своих подданных, а в других государствах. В Европе считалось, что нанять солдат выгоднее, чем использовать своих налогоплательщиков. У немцев солдат стоил денег.

А в России даже у царей отношение к солдату было как к чему-то не имеющему особой ценности — ну погибнет лишняя тысяча, ну и что? Дополнительный набор объявят, и потеря собственно человеческого материала компенсируется. Конечно, будучи христианами, цари никаких потерь не желали, но как за ними уследить? Скажем, где-то в Оренбурге случились от болезней большие потери солдат, но кто виноват — офицеры или это объективное несчастье? Ведь даже до не очень далекого Оренбурга полгода добираться. А немецкие монархи из окна спальни все свое войско могли осматривать каждый день, и у них в армии нерадивым офицерам делать было нечего.

Соответственно, века выработали у немецких офицеров мировоззрение бережно относиться к солдату (умрет, где денег возьмешь нового купить?)и одновременно старательно обучать его бою. Ограниченный ресурс солдат требовал от немцев непрерывно думать, как солдата подготовить и какую тактику боя использовать, чтобы добиться победы с небольшими силами. В результате с чисто индивидуальной точки зрения немцы много веков были лучшими офицерами Европы и очень ценились во всех странах.

Выше я приводил воспоминания А.В. Невского, присутствовавшего при сдаче гарнизона Кенигсберга в 1945 году и удивившегося, что при разделении пленных немецких солдат и офицеров и те, и другие целовались и плакали. Просто бережным отношением офицеров к солдатам такие чувства объяснить трудно, тут нечто большее — это дух банды, это следствие того, что офицеры чувствовали себя атаманами, а солдаты видели в них атаманов. Этот дух создавал единение в немецких подразделениях и частях, создавал чувство единой семьи, чувство, что твои сослуживцы — это «комарады», посему, думаю, что переводить это слово на русский язык словом «товарищ» будет не точно — слишком слабо. Судя по воспоминаниям, немецкие офицеры никогда не сюсюкали с солдатами, а были жесткими и требовательными, но их требовательность не превосходила требовательности отца, любовь которого к детям определяется заботой об их будущем и о будущем всей семьи — всей банды.

Чтобы предметно понять, о чем речь, приведу пример из неожиданного источника — из книги Я. Гашека «Похождение бравого солдата Швейка». Гашек описывает австрийскую армию Первой мировой войны, в которой тон задавали немецкоязычные офицеры, Гашек описывает ее пародийно и гротескно, но поскольку он в этой армии сам служил и знал ее не понаслышке, то даже сатирические моменты в этой книге либо правдивы, либо являются весьма правдоподобным вымыслом — тем, что действительно могло быть на самом деле. В данном эпизоде батальон, в котором над солдатами издевались молодые придурковатые кадеты и прапорщики, принимает немец — майор Венцель. Вскоре выясняется, что майор, хотя и требователен к солдатам, но в то же время никому не дает их обижать и наказывать по пустякам (наказание накладывалось по утрам на батальонном рапорте). И при Венцеле ситуация мигом изменилась, теперь была «.. беда тому прапорщику который из-за какого-нибудь пустяка посылает солдата на батальонный рапорт. Только крупные и тяжелые проступки подлежат его рассмотрению, например если часовой уснет на посту у порохового склада или совершит еще более страшное преступление — скажем, попробует ночью перелезть через стену Мариинских казарм и уснет наверху на стене или попадет в лапы артиллеристов патруля ополченцев — словом, осрамит честь полка. Я слышал однажды, как он орал в коридоре: «О Господи! В третий раз его ловит патруль ополченцев. Посадить сукина сына в карцер немедленно; таких нужно выкидывать из полка, пусть идет в обоз навоз возить. Даже не подрался с ними! Разве это солдат? Улицы ему подметать, а не в солдатах служить. Два дня не давайте ему жрать. Тюфяка не давать. Да суньте его в одиночку и не давать одеяла растяпе этому».