Елена Криштоф - Сто рассказов о Крыме

…Шаркали по глинистой, до белого камня выбитой земле тысячи ног, гнали невольников. Они шли по трое в ряд, и не шли и не бежали, а семенили, втянув головы в плечи, стараясь не сбиться с шага, не отстать. А главное, не подвернуться под плетку. Татары на конях торопили их, пугали, разворачивая над головой длинные, свистящие, узорно рассекающие воздух бичи. Невольники все шли и шли, и казалось, еще секунда, тебя тоже втянет их пыльный страшный поток.

— Остались ли еще люди там, где вы были? — льстиво спрашивали у всадников встречные, и пальцы их сладко замирали на четках в предвкушении завтрашнего барыша.

— Остались, остались, пусть попасутся на воле, в будущем году Кафе нужен будет товар.

…Шаркали тысячи ног, синяя тень от башни ползла все дальше в город, солнце закатывалось в розовой пыли, испуганно жался к Никитину парень, только что дивившийся на верблюда.

…Афанасий Никитин выехал из Кафы со смолянами через три дня. Крымские степи и Перекоп миновали благополучно, но в Киеве он заболел. В Смоленске ему стало совсем плохо, там он и умер. Однако тетради его с драгоценными записками первооткрывателя не пропали. И тут надо сказать, что русский путешественник на четверть века обогнал таких великих, как Васко да Гама и Колумб. Еще и в помыслах у тех не было посвятить свою жизнь открытию наиболее доступного пути в Индию, когда Никитин, вернувшись из-за трех морей, стоял на берегу и молился не о своих барышах, а о том, чтоб устроилась русская земля.

Консул Солдайи Христофоро ди Негро диктовал: "…Идите вы, Микаеле ди Сазели, кавалерий нашего города, и вы, аргузии нашего города, ступайте все до единого и направляйтесь в деревню Скути…"

За окном ласточки обучали птенцов последним премудростям перед тем, как отправиться в теплые края, может быть, в Геную. Он же, Христофоро ди Негро, был прикован к городу и крепости. Не имел права покинуть их ни на одну ночь. Кроме того, консул был опутан интригами, доносами сограждан, недоверием сильных соседей, не желавших, чтоб Солдайя снова стала на ноги. Пусть возделывает виноградники и платит подати — это ее дело. Торговать будет Кафа…

Консул слегка откашлялся перед тем, как бросить писцу следующую фразу:

"Повалите, порубите, сожгите и бесследно уничтожьте виселицы и позорные столбы, которые велели поставить в том месте Андреоло, Теодоро, Деметрио, братья ди Гуаско".

Консул умолк, набирая в широкую грудь воздух; голос его прокатился под низким потолком зала еще круглее и внушительнее:

"А если Теодоро ди Гуаско или кто-нибудь из братьев его станут мешать вам исполнить этот приказ… то именем достопочтенного господина консула объявите ему о наложении на него штрафа в размере…"

Тут консул задумался, глядя на лысеющую голову писца. Никакой штраф не был бы чрезмерен для наглецов и богатеев братьев Гуаско, скупавших или просто присваивающих огромные участки виноградников в окрестностях Скути и Тасили… Если бы он, Христофоро ди Негро, был бы так богат, как эти разбойники!

Сообразив, наконец, какой штраф наложить в случае неповиновении, ди Негро диктовал дальше:

"…ибо те Андреоло, Теодоро и Деметрио посягнули и продолжают посягать на права, которые им не принадлежат, нарушая честь и выгоды светлейшего совета святого Георгия и общины Генуэзской".

…Кавалерий Солдайи и служившие под его командой аргузии вернулись в Солдайю под вечер в самом жалком виде. Лица их были в грязи, плащи порваны, и самое страшное, что еще у ворот они принялись кричать и жаловаться на то, что братья Гуаско будто бы избили их палками!

Впрочем, что-то вроде этого позора консул предвидел, отправляя в Скути кавалерия вместе с семерыми стражниками в порыжелых от времени плащах и сношенных сандалиях… Люди Гуаско, поенные вином, веселые и уверенные в себе от безнаказанности, вопили, наверное, громко, что господа их вовсе не обязаны исполнять повеления какого-то консула Солдайи. И если это консул, Христофоро ди Негро, вздумает сам явиться со своими распоряжениями, они и его прогонят в тычки!

Христофоро ди Негро скрипнув зубами, представляя, что они там еще кричали, сам рыжебородый и красноглазый Теодоро и челядь его, которая тоже не стесняется, чувствуя, что господам покровительствует могущественная Кафа.

Консул не ложился спать, хотя время было позднее. За окном стояла светлая лунная ночь, и консул решил пойти проверить караулы у городских ворот и в дозорной башне. Но, только что выйдя из дверей, переменил свои планы: не было сил сейчас еще раз увидеть физиономии Микаеле или Кароци, Якобо или Сколари, тупые ото сна, испуганные неожиданностью его визита.