Елена Криштоф - Сто рассказов о Крыме

В Керчи в память о Митридате осталось только название горы, откуда в последний раз царь смотрел на море, на зеленые холмы окрест, на белые кубики домов Мирмекия и Тиритаки…

Ничто в городе не напоминает сегодня о Митридате. Иная слава и у горы, когда-то названной его именем. Разве что остатки античных колонн сбоку ее, лежащие в прахе и в золотом цветении одуванчиков, кто-нибудь по неведению примет за гробницу Митридатову, как сделал это когда-то Пушкин, путешествуя по Крыму с семьей генерала Раевского. И, может быть, в воображенье его узким солнечным бликом мелькнет хищная триера, но мгновенье — и растает. Потому что в гавань как раз в это время, перебивая мираж и деловито пыхтя, пройдет маленький буксир с громким названием "Красная армия" и приткнется к причалу…

Киевский князь Владимир, крестивший Русь, вошел в мое детство с четвертого класса и встал рядом с вещим Олегом, и Игорем, и Ольгою, которые сидели на крутом холме, пока на берегу пировала дружина.

Действительно — рядом, поскольку Ольга была бабушкой Владимира и воспитывала его, когда отец, воинственный Святослав, барсом рыскал по болгарским, тмутараканским, а также греческим землям.

Владимир был знаком с четвертого класса, а то, что древний таинственный и бесплотный Корсунь — тот же Херсонес, нынешние развалины в черте Севастополя, это я по-настоящему не то чтобы поняла — почувствовала совсем недавно, побывав там еще раз ради Гикии, дочери архонта Ламаха. Стояла на берегу и спрашивала себя: стало быть, именно по этим, как бы от времени ржавым камням в конце десятого века, тысячу лет назад, сходила на берег дружина Владимира? В этой темной от водорослей воде отражались его ладьи, пестрые и тяжелые, как на картинах Рериха? И вот эти стены, нынче разрушенные и засыпанные веками, надо было брать то ли приступом, то ли осадой?

Почему мы часто не можем представить, что большие события происходили на нашей малой земле, той, что с детства избегана "казаками и разбойниками"? Потому, что она поросла слишком знакомой дерезой и одуванчиками? Потому, что на ней крутятся наши будни?

…У меня за спиной дышит море, глухо позвякивая оружием, на берег сходят воины… А передо мной, пуская рыжую искру по меди проводов, бежит троллейбус. Сам он срезан холмом: я вижу только штанги и этот длинный скользящий огонь, и мне странно оттого, что связь времен в эту минуту проходит как бы через меня, шевеля волосы на голове, напрягая пальцы рук и ног.

…Итак, корсунцы затворились в городе, а дружина, идя на приступ, заявила формулой того времени. "Братья! Потянем по своем князе и по русской земле!" Однако приступ не удался, тогда "отстояли город", стояли девять месяцев, а грозили три года простоять. Но три года стоять скучно: принялись сыпать «приспу» к стене, чтоб в сражении иметь преимущество, как бы ступеньку для разбега. Но греки — недаром слыли самым хитроумным народом! — подкопали свою же городскую стену и уносили землю в город…

В тусклом свете солнца, еще не прорезавшегося как следует сквозь туман, блестят кольчуги, тает невидимое пламя костра, розовеют толстые стены Корсуня. Князь со своими крепкими мужами вольно устроился под городом: пригнали овец, отбитых в степи, щекочет ноздри запах мяса, капает жир на угли… И день пирует Владимир, и два на виду у осажденных. Князь без пира не может. Пир и развлечение, и урок врагам: против кого стоите, голодные?

Однако корсунцы сдаваться не спешили. Тогда, согласно одним летописям, грек Настас послал с городской стены князю в лагерь стрелу с надписью: источники, мол, питающие город, там-то и там-то. Можешь перекопать. Другие утверждают: не грек Настас, а варяг Ждьберн указал все так же — стрелой — путь, откуда поступали осажденным припасы и вода.

А может быть, не существовало ни грека, ни варяга. Многие ученые, во всяком случае, считают, что эпизод со стрелой вообще позднейшая литературная вставка: чтоб было красивее, сюжет так вот закручен. Чтоб впечатляло. И только известный исследователь Крыма Бертье-Делагард, следуя указаниям летописи, поискал и нашел источники и древний городской водопровод. Так вот прямо подошел к «вычисленному» месту, копнул и нашел глиняные трубы. Потом сам удивлялся, до чего все обошлось малыми затратами на землекопов. Впрочем, стоило ли удивляться? Точно так же, следуя указаниям Гомеровой «Илиады», археолог Шлиман обнаружил когда-то Трою, Бларамберг определил место, где стоял Неаполь скифский.