Константин Романенко - Борьба и победы Иосифа Сталина

Великолепная память позволила Сталину выработать собствен­ный стиль организации управления. Заместитель наркома оборо­ны СССР А.В. Хрулев отмечал, что во время работы Ставки и ГКО «никакого бюрократизма не было. На заседаниях не было никаких стенограмм, никаких протоколов, никаких технических работни­ков». На параде 7 ноября 1941 года речь Сталина была плохо запи­сана на пленку, возникла необходимость запись повторить, и он произнес речь наизусть, воспроизведя произнесенное слово в слово.

Первого сентября 1888 года маленький Сосо вошел в училище с такой же решительностью, с какой Д'Артаньян въезжал в про­винциальный Менг. «Я... увидел, что среди учеников стоит незнако­мый мне мальчик, — рассказывал сын священника из селения Ткивани Вано Кецховели, — одетый в длинный, доходящий до колен архалук, в новых сапогах с высокими голенищами. Он был туго подпоясан широким кожаным ремнем. На голове у него была чер­ная суконная фуражка с лакированным козырьком, который бле­стел на солнце».

Впрочем, великолепный Дюма уже описал подобную ситуа­цию: «Представьте себе Дон Кихота (правда, Дон Кихота в восемь лет. — К. Р.)... Дон Кихота без доспехов, без лат, без набедрников... Продолговатое смуглое лицо... взгляд открытый и умный, нос... тон­ко очерченный, челюстные мышцы чрезмерно развитые — неотъ­емлемый признак, по которому можно определить гасконца, даже если на нем нет берета».

Ах, уж эти «проклятые» гасконцы! А маленький Сосо был гру­зинским «гасконцем», хотя и не подозревал об этом; поэтому он «каждую улыбку воспринимал как оскорбление, каждый взгляд — как вызов». Переступая порог класса, он волновался. Его новые то­варищи проучились вместе уже целый год, это был коллектив, не­большой клан детей священников, и он, сын сапожника, опоздав­ший к первому знакомству, мог ожидать любых каверз от этого уже сложившегося сообщества.

Он уже знал, как могут быть жестоки сверстники, насмехав­шиеся над следами его болезни, отметившей лицо; и левой рукой он придерживал полу архалука не потому, что под ней скрывалась рукоять шпаги, — рука плохо слушалась, а его гордость не позволя­ла ему давать повод для насмешек. Однако юные поповичи не были искушены самоуверенностью слуг кардинала Ришелье; они приня­ли новичка с любопытствующим и бесхитростным простодушием.

«Ни одного ученика в архалуке ни в нашем, ни в каком-либо другом училище не было, — продолжает Вано. — Ни сапог с высо­кими голенищами, ни фуражек с блестящими козырьками, ни ши­роких поясов ни у кого из наших сверстников не было. Одежда Со­со, которую он носил в то время, была совершенно непривычна для нас. Учащиеся окружили его и щупали его архалук, пояс, фуражку и сапоги с голенищами».

Очевидцы вспоминали, что во время учебы в училище Иосиф Джугашвили был одним из самых опрятных учащихся. Несмотря на ограниченный заработок, мать не скупилась на его одежду, и он «выглядел всегда чистеньким и аккуратным». Летом он носил бе­лую парусиновую рубаху и такие же брюки. В зимние дни ходил «в хороших сапогах и в пальто из серого кастора или в полушалевой одежде», на голове — картлийская круглая шапка или фуражка.

Впрочем, Сосо был даже немного щеголь: «Синее пальто, сапо­ги, войлочная шляпа и серые вязаные рукавицы. Шея обмотана красным шарфом». И, пожалуй, не случайно позже, в документах царской охранки, за ним закрепилась негласная кличка — «интел­лигент». Шарф был своеобразной детской гордостью... Он ходил в школу, перевесив через правое плечо сумку из красного ситца, в ко­торой лежали книги и ломоть хлеба.

Позже, умудренный опытом жизни, Сталин не утерял вкуса в оценках рациональности «моды». Во время войны в Красной Ар­мии вводили погоны и новую форму; Буденный возражал против гимнастерок, кое-кто не соглашался с погонами. На некоторое время кабинет Сталина превратился в выставочный зал — мунди­ры, эполеты, аксельбанты, ленты через плечо. «А какая была форма в царской армии?» — спросил Сталин; принесли китель с капитан­скими погонами. «Сколько лет существовала эта форма?» — поин­тересовался он. Ему пояснили, что несколько десятилетий; измени­лось только количество пуговиц на кителе — было шесть, стало пять. «Что ж мы будем изобретать, если столько лет думали и лишь одну пуговицу сократили! Давайте введем эту форму, а там видно будет», заключил нарком обороны.

Учеба не принесла мальчику разочарования. В 1889 году, ус­пешно закончив подготовительный класс, он был принят в духов­ное училище. Из пятнадцати педагогов Горийского училища мож­но выделить Сапара Мгалоблишвили, ставшего позднее писателем, и Георгия Садзагешвили. Последний, будучи активным сторонни­ком автокефалии грузинской церкви, в 1917 году был избран пер­вым католикосом — патриархом Грузии под именем Кирон II.