Андерс Стриннгольм - Походы викингов

Простое удаление также лишало всякой собственности преступника; но он имел ту выгоду пред опальными, что в течение 14 ночей по осуждении мог питаться милостыней, купив на то позволение у годи на одну марку. Суд назначал ему в жилище три места, не далее одного дня пути лежащие друг от друга. При встрече с каждым он должен был отходить в сторону на расстояние длины его копья. По истечении трех зим его наказание прекращалось.

Закон смягчался для опальных женщин, которых нельзя было казнить во время их беременности; дети менее 12 лет, ранив кого-нибудь, подвергались строгому исправительному наказанию от раненного ими или от своих родственников; убийство, совершенное мальчиком менее 10 лет, не подвергалось осуждению: виновный предоставлялся суду своего семейства.

Очень щекотливое чувство чести обнаруживается в законодательстве относительно обидных слов и воровства. За три ругательных слова виновный подвергался опале, и обиженный имел право убить его до ближайшего альтинга. За одно грубое слово назначалось изгнание и уплата 48 эйриров обиженному. Законодательство Исландии строго запрещало похвальные и ругательные стихотворения; особливо женщина могла быть жестоко оскорблена стихами в честь ее. Притом как часто похвала прикрывает ругательство! За одну строфу похвальной оды кому бы то ни было закон назначал 5 марок пени, за более длинное стихотворение — изгнание, за любовную песню, относящуюся к известной женщине, — опалу; это последнее наказание назначалось также за полстрофы ругательного стихотворения, и оскорбленное лицо имело право убить сочинителя до первого альтинга. Если кто-нибудь напишет стихотворение, не намекающее прямо на лицо, но относящееся вообще к гарде или к известному роду занятий, то всякий может отнести его лично к себе, и с помощью «приглашенных», подтвердивших присягой преступление сочинителя, за обвинением следует опала. Признавая силу смешного, при судебном рассуждении старались по возможности не повторять чтения пасквиля. Покраденная вещь, ценой не выше пфеннига, возвращалась владельцу с вознаграждением вдвое; воровство же наказывалось тремя марками пени; за покражу ценой на пол-еры виновный подвергался опале; всякий, застававший вора на месте преступления, мог убивать его безнаказано. Утайка покраденной вещи в течение целого года повергала виновного в состояние рабства.

Рабы, как и вообще на севере, находились в строгой зависимости от господина: ему предоставлялось убивать их, только не в праздники и великие посты. В одном случае раб пользовался большим правом, нежели владелец. Он мог за убийство жены отплатить смертью убийце, хотя она и раба, но свободный человек не мог за убийство рабы умертвить ее убийцу, хотя бы она была и жена его. Это постановление полагало препятствие неравным бракам и, по германскому праву, отмщало за них даже в их последствиях, как, например, дети рабы не имели никаких прав на наследство, хотя бы раба была женой свободного. Рабство за долги было само по себе не что иное, как плен свободного в доме его заимодавца: за его убийство могли отмщать его родные. В том только случае, если, находясь в рабстве за долги, он приживет тайно ребенка, то вместе с ним становится полным рабом своего заимодавца.

Но состояние рабства не было вечной долей раба; владелец обязан был давать вольную рабе, если кто предлагал за нее 12 эйриров для вступления с ней в супружество. В других случаях господин освобождал раба не прежде, чем тот уплатит половину выкупной суммы из сбереженных им денег; права вольноотпущенника получает он с той минуты, когда надлежащий годи приведет его к утесу закона и при свидетелях примет его присягу в соблюдении законов страны, за что получает 1/10 часть эйрира. До тех пор бывший раб освобожден только от самой грубой работы копания. Прежний господин становится покровителем своего вольноотпущенного, его естественным наследником, если он умрет, не оставив детей. Только правнуки отпущенника освобождались от такого покровительства, простиравшегося даже на рабов, освобожденных вольноотпущенником, Зато и покровитель оказывал им действительное покровительство, хлопотал о законном удовлетворении их и обязывался помогать им в бедности.

Вся домашняя власть принадлежала отцу семейства. Ей особливо подчинены были вполне дочери до замужества; даже мать семейства, при всем высоком уважении к ней, выходила из-под этой зависимости только посредством развода. Независимыми были вдовы, не имевшие отцов, и девушки-сироты. Выдача дочери. замуж зависела исключительно от отца; ее согласия на то не спрашивали; только в том случае, если она хотела быть монахиней, он не мог принудить ее к супружеству. Даже вторичные браки вдовых дочерей, воротившихся в отеческий дом, зависели от одного отца Согласясь в главных условиях, причем особливо нужно было равенство состояния, обручатель и жених подавали руку друг другу; последний обещал уплату условленной при свидетелях цены невесты (mundr), первый соглашался отдать ему дочь с ее приданым (heimanfylgia), не забывая прибавить, что она не имеет никаких тайных недостатков, которые убавляют ее цену, если она раба. За помолвкой следовала чрез год свадьба, если не было точного условия в позднейшем сроке. В случае нарушения обещания женихом он все-таки обязывался заплатить цену невесты, простиравшуюся по меньшей мере до одной марки, считая каждый эйрир в шесть аршин туземного сукна; если же виною был отец невесты, откладывавший брак без всякой законной причины, то закон принуждал его выдать жениху невесту с ее приданым, принять на себя свадебные расходы, сверх того подвергал его изгнанию. Только отец мог выдавать дочь замуж, но, если у нее были наследники, это право переходило к его 16-летнему сыну, который выдавал таюке и сестер. Только за неимением сына мать имела право выдавать дочь замуж. Впрочем, если 20-летняя девушка два раза напрасно просила позволения своего опекуна выйти замуж, то могла сама обручиться с третьим женихом, посоветовавшись наперед с кем-нибудь из родных, прилично ли для нее это супружество. Вдовы, лишившиеся отцов, также имели право собственного согласия на брак, и сын не мог выдавать мать свою замуж против ее воли.