Фрэнсис Гарт - Кларенс (Трилогия - 3)

Брант вошел в комнату осторожными и неслышными шагами, какими обычно подходят к постели больного. Но какой-то инстинкт, более сильный, чем это обычное проявление гуманности, внезапно сковал его страхом. Комната показалась ему чужой, она снова приобрела суровый вид монастырской кельи, который так поразил его с самого начала. Он остановился в нерешительности. На него нашло другое странное наваждение - или смутное воспоминание? словно аромат, знакомый, волнующий, но слабый и готовый исчезнуть. Чуть ли не с робостью он взглянул на кровать. Одеяло закрывало лежащую фигуру почти до самой шеи, а полосатое ситцевое платье, окровавленное, запыленное и второпях сорванное, валялось рядом на стуле. На бледном лице не оставалось следов крови и грима, длинные волосы, еще влажные от губки врача, резко выделялись на подушке. И вдруг этот железный человек издал слабый крик, побледнел, как та, что лежала перед ним, и упал на колени возле кровати. Он узнал лицо своей жены!

Да, жены! Но прекрасные волосы, которыми она так гордилась, волосы, которые однажды, в дни его юности, упали, словно благословение, на его плечо, - они теперь серебрились у запавших, с синими прожилками висков. Под закрытыми ясными глазами с изящным изгибом бровей виднелись круги след перенесенных страданий; только чистый профиль да тонко очерченный властный рот и нос сохранили былую красоту. Одеяло соскользнуло, и Бранта поразил вид знакомого мраморного плеча. Он вспомнил, как в первые дни супружества она предстала перед ним в священном облике Дианы - эта странная женщина, целомудренная, как нимфа, не созданная для радостей материнства. Ему почудилось даже, что он вновь вдыхает тонкий, особенный аромат ее кружев, вышивок и изящного белья там, в ее спальне в Роблесе.

Под его пристальным взглядом - может быть, под гипнозом его присутствия - губы ее раскрылись, испустив не то вздох, не то стон. И хотя глаза все еще были закрыты, голова инстинктивно повернулась на подушке в его сторону. Брант встал с колен. Глаза ре медленно открылись. Когда в них угасло изумление первых секунд, они устремились на него - с прежней враждебностью.

Первое ее движение было чисто женское - она хотела обеими руками поправить разметавшиеся волосы. Но, взглянув на свои белые пальцы, с которых была смыта краска, она сразу поняла, что произошло, и быстро спрятала руки под одеяло. Брант стоял молча, скрестив руки, и смотрел на нее. Первым нарушил молчание ее голос.

- Ты меня узнал? Теперь, я думаю, ты все знаешь, - сказала она с легким вызовом в голосе.

Он наклонил голову. Он чувствовал, что голос может ему изменить, и завидовал ее самообладанию.

- Я ведь могу и приподняться, правда?

Усилием воли она заставила себя приподняться и сесть на кровати. Одеяло сползло с ее обнаженных плеч, и она натянула его с дрожью отвращения.

- Да, я забыла, что вы, солдаты-северяне, раздеваете женщин! Впрочем, я еще кое-что забыла, - добавила она с насмешкой, - ведь вы мой муж, и я нахожусь в вашей комнате.

Презрение, скрытое в ее словах, рассеяло последние иллюзии Бранта. Он ответил ей так же сухо:

- К сожалению, теперь вам придется помнить только одно: я генерал Северной армии, а вы шпионка южан.

- Пусть так, - серьезно сказала она и тут же добавила с живостью: но за вами я не шпионила.

Но тотчас же она закусила губы, словно эта фраза вырвалась у нее некстати, и, беспечно пожав плечами, опустилась на подушку.

- Это неважно, - холодно заметил Брант. - Вы использовали этот дом и его обитателей в своих целях. И не ваша вина, что в шкатулке, которую вы открыли, ничего не нашлось.

Она бросила на него быстрый взгляд, потом снова пожала плечами.

- Я могла бы догадаться, что она меня обманывает, - сказала она с горечью, - что вы обойдете ее, как и многих других. Так она меня выдала? Но чего ради?

Брант вспыхнул. Но усилием воли он сдержался.

- Вас выдал цветок! Красная пыльца попала в шкатулку, когда вы отперли ее на конторке у окна в той комнате, - пыльца цветка, который стоял в окне как условный знак. Я сам переставил цветок и этим сорвал презренный план ваших друзей.

На ее лице отразилось потрясение и ужас.

- Так это вы переставили цветок! - повторила она, едва сознавая, что говорит. И добавила, понизив голос: - Тогда все понятно!

Но тут же снова в бешеной злобе обратилась к нему:

- И вы хотите сказать, что она вам не помогала, не продала меня, вашу жену, вам же!.. За сколько? За взгляд? За поцелуй?

- Я хочу сказать, что она не знала, что цветок переставили, и потом сама вернула его на прежнее место. Не ее и не ваша вина, если я не в плену.