Юлия Кантор - Война и мир Михаила Тухачевского

В ноябре 1941 года нас, как «неблагонадежных», выслали в Казахстан. Дорога была очень тяжелая. Из Астрахани дней 15 ехали на барже до Каспийского моря… Почти не было питьевой воды, теснота, темнота, пищу добывали на берегу, когда причаливала баржа. Затем нас перегрузили на пароход, где условия были не лучше, а в Красноводске на поезд в теплушки, там было еще хуже, довезли до Челкара, это уже был декабрь 1941 года. Там нас на верблюдах в 30–градусный мороз повезли в аул. Дорога в 30 километров тянулась 9 часов, многие пообморозились. Эта поездка окончательно подорвала здоровье Мавры Петровны. В ауле нас поместили в землянку, состоящую из двух комнат, в одной из них нас поместили с Маврой Петровной (моя семья 5 человек, еще женщина с сыном и Мавра Петровна).

Мой брат сделал для нее из каких–то прутьев «кровать», и мы ее уложили, напоили теплым чаем, но она уже совсем плохо себя чувствовала, а врача, конечно, не было. На второй или третий день она скончалась»104.

Софья Тухачевская умерла в ссылке.

Дошла очередь до ставших совершеннолетними детей.

Их можно было судить как «полноценных» врагов народа.

Кстати, сталинское правосудие даже немного опоздало, — их арестовали только в 1944–м.

Светлану Тухачевскую арестовали в Свердловске летом 1944–го, прямо в трамвае, и привезли в Москву.

«После того, как мой отец и отец Уборевич были в 1937 году арестованы, наши семьи были высланы в город Астрахань, где я продолжала встречаться с Владимирой Уборевич. Когда же были арестованы наши матери, то нас отправили в город Свердловск, в Нижне–Исетский детский дом, где мы встречались до 1942 года, т. е. до момента ее отъезда на учебу в город Ташкент.

В настоящее время она находится в Москве и учится в Архитектурном институте…»105, — это первые показания Светланы Тухачевской.

Владимира Уборевич действительно в это время находилась в Москве — но не в институте, а тоже в тюремной камере.

Владимира Уборевич писала:

«Я сдала экзамены в Московский Архитектурный институт, который производил прием в Свердловске… Мама хотела, чтобы дочь ее стала архитектором… Светлана помнила об этом и, принесла мне газету, радовалась, что сбудется мечта Нины Владимировны»106.

Протокол допроса Арестованной Тухачевской Светланы Михайловны от 26 сентября 1944 года:

«Вопрос. Вам предъявляется постановление о предъявлении обвинения.

Вы обвиняетесь в том, что будучи участницей антисоветской группы, проводили враждебную существующему в СССР строю агитацию.

Следствие предлагает правдиво показать по существу предъявленного вам обвинения.

Ответ. Я никогда участницей антисоветской группы не была и агитации враждебной советской власти не проводила, поэтому виновной в предъявленном мне обвинении не признаю.

Вопрос. В чем же вы признаете себя виновной?

Ответ. Виновной я себя ни в чем не признаю.

Вопрос. Следствие располагает данными о вашей преступной работе, поэтому настаивает, чтобы вы показали правду.

Ответ. Я еще раз заявляю, что никаких преступлений я не совершала »107.

Допрос 13 октября 1944 года:

«Вопрос. Намерены ли вы сегодня правдиво показать следствию о совершенных вами преступлениях?

Ответ. Никаких преступлений я не совершала, поэтому показать ничего не могу.

Вопрос. Вы продолжаете лгать на допросах. О ваших преступлениях вы будете допрошены на следующих допросах, я сейчас покажите о ваших отношениях с Петром Якир.

Ответ. Как я уже показала на предыдущих допросах, что никакой антисоветской работы я не вела, поэтому и мои взаимоотношения с Якиром не носят преступного характера. Он был только мой знакомый, с которым у меня было всего несколько встреч, о которых я показала на допроса от 22 сентября 1944 года. Сейчас я вспомнила, что была еще одна встреча с ним в городе Свердловске.

Я и Якир ходили в кино.

Вопрос. Покажите о содержании ваших разговоров с Якиром.

Ответ. Якир мне рассказал, что он несколько лет находился в лагерях НКВД, однако я сейчас не помню, за какие преступления он был заключен в лагеря. Якир мне рассказывал о лагерной жизни, о том, что не хотел там работать и за это его сажали в карцер.

Других разговоров о лагерях у нас не было.

Кроме этого разговора я помню, как Якир говорил со мной о наших репрессированных отцах, но этот разговор не носил антисоветского характера. Якир спросил меня, что делали бы наши отцы сейчас во время войны, если бы они не были арестованы. Я ему ответила, что, конечно, они воевали бы»108.