Левые коммунисты в России. 1918-1930-е гг.

Общее неприятие нэпа, «единого фронта» и развития государственного капитализма, а также стремление использовать немногие остающиеся возможности работы в профсоюзных и партийных организациях и одновременно вести нелегальную деятельность вне этих структур и даже против них не могли скрыть усиливавшихся расхождений между «Рабочей группой» и «Рабочей Правдой». Последняя склонялась к тому, чтобы пытаться политизировать текущую борьбу рабочих, видя, что «организаторы государственного капитализма находятся в материальных условиях, резко отличных от условий существования рабочего класса», и что в основе этого лежат подавление и эксплуатация пролетариата. Однако тред-юнионистская сосредоточенность на вопросах зарплаты и условий труда рассматривалось ею как проявление слабости, возрождение прежнего экономизма. Здесь позиция «Рабочей Правды» резко отличалась от воззрений Коммунистической рабочей партии, которая характеризовала профсоюзы как органы партийно-государственной системы, инструменты поддержания государственно-капиталистической дисциплины и эксплуатации. Хотя обе группы сходились в том, что профсоюзы стали органами, защищающими «интересы производства, т.е. госкапитала», выводы они из этого делали диаметрально противоположные. РГ не признавала профсоюзы защитниками непосредственных интересов рабочих – с ее точки зрения, это были не просто реформистские и нереволюционные, а контрреволюционные структуры. Поэтому РГ не верила в возможность реформирования профсоюзов изнутри и не отождествляла борьбу рабочих за частичное улучшение их положения с оборонительным тред-юнионизмом. В стачках и повседневной борьбе она видела вовсе не экономизм и арьергардные бои пролетариата, а единственную основу возрождения революционной активности рабочего класса и его коммунистического меньшинства. Такое возрождение РГ связывала с восстановлением рабочих советов и фабрично-заводских комитетов, сознательно противостоящих профсоюзам.

Более глубокие разногласия между рассматриваемыми организациями существовали по вопросу о смысле государственного капитализма в контексте российской экономики. По иронии судьбы, «Рабочая Правда» разделяла веру Ленина в его исторически прогрессивный характер. Утверждая, что «в результате Октябрьской революции все преграды на пути экономического развития России уничтожены», она, в противоположность другими левокоммунистическим группировкам, видела в этом не начало мировой пролетарской революции, а процесс, призванный развиваться в сугубо национальных российских рамках: «После успешной революции и гражданской войны перед Россией открылись широкие перспективы быстрого превращения в страну передового капитализма». Неудивительно, что Мясников ставил в вину «Рабочей Правде» отказ от большевистского интернационализма в пользу меньшевистского националистического подхода и от пролетарской борьбы в пользу реакционной концепции «стадий», приписывающей государственно-капиталистической экономике прогрессивную роль. Признавая, что слияние партии с государственным аппаратом превратило ее в агента капитализма, и призывая рабочих сопротивляться эксплуатации, «Рабочая Правда» страдала фатализмом, вызванным поражением рабочего класса, который, с ее точки зрения, был «далеко отброшен чуть ли не на десятилетия назад» и «сколько-нибудь влиятельной роли играть не способен». Отсюда следовало, что предстоит долгая работа по созданию пропагандистских кружков в ожидании нового подъема борьбы пролетариата. Однако признание поражения рабочих все же не удержало «Рабочую Правду» от погони за немедленными результатами, когда в 1922-1923 гг. она решила, что сможет «политизировать» забастовки.

В отличие от децистов и «Рабочей группы», «Рабочая Правда» не сумела выжить в качестве коммунистической фракции и пала под ударами первой волны контрреволюционного террора в 1923 году. Хотя отдельные бывшие члены этой группировки упоминались впоследствии в бюллетенях «левой оппозиции», после 1923-го как организации ее больше не существовало. В 1924 году Мясников писал, что «Рабочая Правда» не имеет ничего общего с то группой, так как «пытается выбросить все, что было коммунистического в революции 1917 года и, следовательно, является чисто меньшевистской». Неспособная порвать с противоречивыми взглядами Богданова, под влиянием которых она рассматривала буржуазную контрреволюцию как предпосылку прогрессивного развития капитализма в России, «Рабочая Правда» осталась изолированной как внутри страны, так и за ее пределами. Ее представление о преждевременности революции 1917 года сближало ее с меньшевиками. Однако инстинктивная защита интересов рабочих делала ее слишком радикальной для правого крыла и центра большевистской партии, равно как и для консервативных меньшевиков, а ее оценка Октябрьской революции оттолкнула от нее левых коммунистов.