Но уже в 1915 году, через десять месяцев после начала войны, Государю пришлось убедиться, что и Государственная дума Его не понимает, как не понимали Его и министры, и в глубине своего сознания не располагает той прозорливостью последствий ужасной борьбы, которой мучился и страдал за Россию ее Верховный Вождь.
Когда, после первых месяцев блестящих удач на Галицийском фронте и упорнейшей, кровавой борьбы с главнейшим противником в Привислинском крае, выяснилось, с одной стороны, очевидность затяжного хода войны, и с другой - необеспеченность по вине агентов правительственной власти и деятелей общественных организаций армий различного рода предметами боевой потребности, что в совокупности сильно повлияло на падение активного духа особенно внутри страны, Государю, опираясь на заверения Думы в 1914 году, представилось настоятельно необходимым для вызова новой патриотической вспышки общего единения во имя победы слиться снова с народом через его представителей в Думе.
«Да не будет в России на все время военных действий никаких партий, кроме одной партии - войны до конца ; никаких программ, кроме одной - победить. От вас история ждет ответного голоса земли русской», - передал в своих словах Горемыкин собранной Государственной думе призыв Государя.
«Государь Император ожидает от всех верных сынов России, без различия взглядов и положений, сплоченной, дружной работы для нужд нашей доблестной армии», - повторил за первым тот же призыв генерал Поливанов.
В ответ Государь услышал громкие слова: «У нас есть выход вместо слов доказать нашу любовь и нашу благодарность не словами, а делом» - ценность коих, как сознательных по текущему моменту, совершенно аннулировались для Государя последовавшими за ними комментариями.
Националист граф В. Бобринский пояснил их: «…Если правительство докажет, что оно действительно обновленное правительство, достойное России, то оно найдет полную с нашей стороны поддержку и полное радостное сотрудничество».
Октябрист Н. В. Савич заявил: «"Но прежде чем приступить к созидательной работе, надо проанализировать все причины, вызвавшие неблагоприятные условия… Одно из зол нашей государственности состоит в том, что в то время, как мелкие проступки мелких чиновников караются по всей строгости законов, служебные упущения и служебные преступления высокопоставленных лиц остаются безнаказанными».
Прогрессист Ефремов объявил: «Фракция прогрессистов считает, что критическое положение, в которое старая система управления поставила Россию, повелительно требует изменения самого духа государственного управления и призыва к власти министерства национальной обороны, составленного из людей страны, независимо от их партийности принадлежности, ответственного перед народным представительством».
Кадет Милюков потребовал возвращения из ссылки пяти большевистских руководителей (в числе их был и Лейба Бронштейн) и заявил, что «нужна политика власти, не связывающая живых сил народного почина… которые сразу исправят те функциональные расстройства народной жизни, которые теперь вызваны не столько войною, сколько неумолимым вмешательством власти».
Прогрессист-крестьянин Евсеев потребовал закона о пенсиях, о трезвости «на вечные времена», о земельном наделе, о волостном земстве, о подоходном налоге, о наказании виновных, не оправдавших доверия Государя, и о взятии в армию чинов полиции.
Трудовик Керенский настаивал на том, «чтобы сейчас же были предоставлены права нам, демократии, свободно обсуждать все социальные и политические вопросы, связанные с войной. Для того чтобы выйти из создавшегося положения, необходимо все организационные силы, все средства борьбы и внешней и внутренней передать в распоряжение народа».
Все эти заявления, требования и пояснения указывали лишь на одно, что Дума относилась к текущему моменту совершенно так, как если бы война уже кончилась, так как по существу произнесенных заявлений и требований было ясно, что никакое удовлетворение их не поведет к тому настоятельному единению всей страны и всех партий, которое одно только могло обеспечить победу. Для этого надо было прежде всего, как было в 1914 году, полное самоотречение партийных деятелей от своих политических платформ на весь период дальнейшей войны и патриотическое сплочение их вокруг Царя, независимо от тех или других дефектов агентов правительственной власти. В условной же форме, которой проникнут был тон всех думских речей, этой решимости на политическое самоотречение, на способность действительно принести в жертву все ради победы и связанного с ней сохранения государственности России Государь уже не увидел и почувствовал свое одиночество в прозорливости последствий ужасной борьбы и по отношению к Государственной думе.
Читать дальше