М. Дитерихс - Убийство царской семьи и членов дома Романовых на Урале. Часть II

С тем же сознанием исполнить свой долг до конца по призыву своего Верховного Вождя отозвался и наш чудный первый комплект служилой военной интеллигенции, а потому он и не задавался вполне правильно вопросом, что будет после войны; «победить» - вот краткое выражение всех их желаний для будущего России. С верою в правоту, с инстинктом великого исторического призвания России они пошли честно умирать за Веру, Царя и Отечество, памятуя лишь о своем долге и чести защищать ту Великую Россию, которая создала им славу быть сынами первоклассной Великодержавной Империи.

Но среди представителей интеллигенции, остававшейся в тылу, для которой долг до конца не определялся большим вероятием неизбежной смерти, уже с первых дней войны проявлялась тенденция заглянуть в будущее. Особенной характерностью по работе мысли отличались суждения как некоторых представителей правительственной власти, так и особенно представителей оппозиционных партий правительства. «За всю многовековую историю России быть может только Отечественная война, только 1812 год равняется по своему значению предстоящим событиям», - говорил членам Думы Горемыкин 26 июля. «Запасы огнестрельных припасов для войны заготовлены согласно расчетам Особого Совещания Главного Управления Генерального штаба 1910 года, и дальнейшей потребности в них Главное Артиллерийское Управление не предусматривало и не предусматривает» - ответ этого Управления 26 июля на запрос Мобилизационного отдела. «Никто не поручится, что война кончится через три месяца» - резолюция генерала Сухомлинова. Лидер партии Народной свободы Милюков счел нужным предпослать своему патриотическому призыву к объединению такое вступление: «Фракция народной свободы неоднократно говорила в Государственной думе о тех вопросах (польский и еврейский), которые были затронуты двумя ораторами, говорившими с этой кафедры. Ее мнение по этим вопросам всем хорошо известно, и, конечно, никакие внешние обстоятельства не могут изменить этого мнения. Когда настанет время, фракция вновь заговорит о них и вновь будет указывать на единственно возможный путь внутреннего обновления России. Она надеется, что, пройдя через тяжкие испытания, нам предстоящие, страна станет ближе к своей заветной цели». «Мы верим, что на полях бранных великих страданий укрепится братство всех народов России и родится единая воля - освободить страну от страшных внутренних пут», - восклицал Керенский. «В международной солидарности всех трудящихся масс всего мира пролетариат найдет средство к скорейшему прекращению войны, и пусть условия мирного договора будут продиктованы не дипломатией, а самим народом», - заявил Хаустов от имени обеих с.-д. фракций. Польский представитель Думы заявил: «Пусть пролитая наша кровь и ужасы братоубийственной для нас войны приведут к соединению разорванного на три части нашего народа». «У нас много счетов с прибалтийскими немцами, - заявил представитель латышей и эстонцев, - но мы теперь не будем считаться. Когда пройдут грозные тяжелые дни, мы представим эти счета вашему рассмотрению». «Литовский народ, - говорил Ичас от имени литовцев, - забывает все свои обязанности, надеясь увидеть Россию свободной и счастливой после этой войны, и надеюсь, что литовцы, разорванные надвое, будут соединены под одним русским знаменем». «Мы верим, что на неправого, поднявшего меч, падет меч карающий, правого не оставит Господь, и что вся Россия в этот исторический момент, как и в прежние годы, сплотившись вокруг своего Царя, выйдет из этой борьбы неразделенной, нравственной выросшей, обновленной» - слова Протопопова, будущего Министра Внутренних Дел…

Конечно, все эти частью легкомысленные, частью узко партийные, частью просто личные заключения потонули в то время в море действительно колоссального общего патриотического подъема страны, которым ознаменовалось объявление войны, и хотя, как писало «Новое время», «угроза начавшегося нашествия бесчисленных немецких полчищ неизмеримо опаснее и батыевского набега, и кратковременного наполеоновского вторжения в Москву», но, с другой стороны, «ощущение братской близости с миллионами людей» наполнило «сердце сладким трепетом какого-то великого головокружительного счастья», в котором проявилась «светлая радость наступивших черных дней». Тем не менее приведенные заключения показывают, что в руководящих правительственных и политических сферах как будто отсутствовало глубокое сознание действительной мировой серьезности предстоящей войны и ее возможных последствий. Слова о таковой серьезности произносились, но глубокой сущностью их не жили. Мысль «прежде всего победить и победить во что бы то ни стало» доминировала не с достаточной силой; наряду с ней все же сильно по-прежнему занимали людей житейские, будничные мыслишки: «когда война кончится, будем делать то-то и то-то». В этом отношении чувствовалась резкая разница в настроении тех, кто шел на фронт в бой, т. е. народа, и тех, кто оставался в тылу, руководителей всех ступеней и положений. Для первых предел государственной мысли о будущем ограничивался стремлением «победить», для вторых за этим пределом намечались и другие виды, расчеты, надежды, не выходившие однако из рамок личных или партийных стремлений и во всяком случае не носившие отпечатка тревожного, грозного предчувствия последствий войны мирового значения. Опираясь на теоретические расчеты, существовавшие до войны и воспроизведенные на страницах почти всех повременных изданий, мнение большинства общества склонялось к тому, что война протянется 3-6 месяцев, после какового срока для одной из сторон наступит такой колоссальный финансово-экономический крах, что в силу только этого обстоятельства борьба прекратится и жизнь начнет входить в мирные рамки. При этом, так как в силу географического положения воюющих сторон, тройственное согласие находилось, казалось, в более благоприятном положении, то в тайниках помыслов довольно прочно ощущалось, что окончательный исход борьбы будет более благоприятен для нас, почему общество и не могло в полной мере сосредоточить свои мысли только на победе, а продолжало думать и о том, что делать после нее.