Александр Афанасьев - Боги – суть предки наши

Ж. М. Н. П. 1849, II, 146; Ч. О. И. и Д., год 2-й, II, стат. Беляева, 1–38.

Труды Росс. Академ., III, 66–68.

Курциус, 355–6; Дифенбах, I, 120–1; D. Myth., 741. По мнению других, весна от санскр. vas — одевать (vasana — vestis), потому что она одевает леса листвою, а землю травой. — Записки Р. Г. О. по отдел. этногр., I, 565.

Миклошичь (Radices linguae slov., 47) и Гануш (Bajeslowii. kalendar, 126–7) производят лето от санскр. lî — лить; лит. lytus — pluvia; по их объяснению, лето будет означать время дождей.

В зиму — на север, зимняя сторона — северная; наоборот, лето в Архангел. г. употребляется в смысле юга. — Radices linguae slov., 31; О вл. христ. на сл. яз., 17; Обл. Сл., 107.

Пикте, I, 90–93, 98–102, 107; Курциус, 169; Дифенбах, I, 158–9.

Изв. Ак. Н., IV, 48, 413.

Малорусские названия месяцев тождественны с польскими и, вероятно, уцелели в народной памяти благодаря влиянию польских календарей.

Линде ставит имя просинец в связь с польск. prosię, чешек. prase, рус. порося — на том основании, что ко времени зимнего поворота солнца относятся мифы о рождении золотого поросенка и Фрейра на золотощетинистом вепре. В декабре приносилась в жертву свинья, и люнебургские славяне давали этому месяцу название trebemôn (от треба — жертва).

Гануш (Bajesl. kal.) сближает это слово с санскр. nàrа — вода, серб. норити — погружать в воду, чеш. ponoriti, малор. поринати (нырять); если принять такое производство, то unor будет означать время начинающейся ростепели, таянья льдов в снегу.

Подобно тому, как февраль = феврарь, пролубь = прорубь.

Обл. Сл., 192.

Г. Микуцкий (Записки Р. Г. О. по отд. этногр.) сравнивает славян. изок с литов. жогас — кузнечик, считая гласную и благозвучною приставкою.

Вологод. Г. В. 1855, 50.

Обл. Сл., 153.

Сахаров., II, 43; Обл. Сл., 224.

Сахаров., II, 46.

Курциус, 229.

В одной старинной рукописи читаем: «И паки дохнувше вихри и шумы воспущаху и руяния творяху».

Radices ling, slov., 77; Зап. Р. Г. О. по отд. Этногр., Доп. обл. сл., 231.

У литовцев сентябрь также назывался «вересковым месяцем».

Вестн. Р. Г. О. 1852, V, 36; Сахаров., II, 59.

Труды Имп. Рос. Академии, III, 25–76; Записки и труды Общ. ист. и древ. рос, II, 49–59; Карамз. И.Г. Р., I изд. 2, с. 71 и примеч. 159; Матер, для истории письмен, ст. Бусл., 12; Вест. Евр. 1818, ст. Добровского, IV, 283–295; Архив ист. — юрид. свед., I, ст. Бусл., 33–35; Архив ист. и практич. свед. 1860–1. I (о книге «Громовник»), 9–10; Рус. Бес. 1857, III, 108; IV, 111 (ст. Эрбена); Каравел., 173–270; Толк. Слов. Даля, I, 964; Изв. Имп. Археолог. Общ., V («Древний литовск. календарь»), 335–352: Ж. М. Н. П. 1844, IV, ст. Боричевского, 38–39.

Дифенбах, II, 378; Обл. Сл., 42. У черемисов и чувашей февраль и март — месяцы оттепели, апрель — пашни, май — посева, июнь — летний, июль — сенокосный, июль и август — месяцы серпа, сентябрь — льна, октябрь — молотьбы (овинный), ноябрь — поминок, декабрь — жертвоприношение: декабрь и январь — сильноморозные, январь и февраль — менее морозный. — Сбоева: Исследования об инородцах Казан. губ., 45–46; сочин. г-жи Фукс о чувашах и черемис, 165. У карагассов месяцы получили свои названия от прозябания травы, приготовления березовой коры (бересты) для юрт, цветения и сбора сараны, сбора кедровых орехов, течки оленей, ловли соболей, охоты на лыжах и т. д. — Вест. Р. Г. О. 1854, VI, 241–2. У самоедов олень, составляющий главное их богатство, дал названии пяти месяцам; июнь — комарный месяц, июль — оводный и проч. — Иславина: Самоеды в домашн. и обществен. быту, 139–140.

Доп. Обл. сл., 183.

Ворон. Г. В. 1851, 9; Перм. Сбор., II, отд. 2, 31–32.

Вообще следует заметить, что, как скоро проникает в массу народа иностранное слово — оно почти никогда не остается в своей первоначальной форме, простолюдин не только изменяет его соответветственно своим грамматическим законам, но и старается между туземными выражениями подыскать такое созвучие, которое бы нагляднее определяло для него смысл иностранного слова; так maraudeur обращается в миродера, август в густарь (Вест. Р. Г. О. 1852, V, 36) и т. д. То же бывает иногда с названиями и словами архаическими, значение которых уже затеряно народом, и потому чувствуется потребность подновить их, осмыслить. В старинных актах, например, упоминается во Владимирском уезде Волосов Николаевский монастырь, ныне упраздненный; исследователи догадываются, что так назван он потому, что был выстроен на месте древнего чествования Волосу. От этого монастыря сохранилась икона св. Николы Волосовского, и народ для объяснения означенного эпитета создал легенду, что икона эта явилась на дереве — висящею на волосах. — Владим. Г. В. 1856, 14.