Савелий Дудаков - Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России

"Мне кажется, в жалобе Арийцев (с большой буквы. – С. Д.) есть изрядная доля зависти. Большинство еврейских знаменитостей хорошо заслужили свою славу". Затем Михаил Осипович переходит от частностей к общему, пытаясь понять успехи евреев не только в шахматах, но и в обыденной жизни. Его выводы удивительны и иногда прямо противоположны его статьям, помещаемым в суворинской газете. Да и не всегда бывший мичман был ярым реакционером. Один из ревнивых еврейских мемуаристов отмечал, что в первой половине 80-х годов прошлого века, пребывая в Самаре, Меньшиков был поклонником Л.Н. Толстого, всегда корректно говорил о евреях и интересовался деятельностью евреев в городе, признавая их вклад в торгово-промышленной области. Увы, вскоре его взгляды необратимо поправели19.

Сыграл ли роль в его жизни бытовой фактор: в первом браке он, подобно "Иванову" Чехова, был женат на еврейке? Между прочим, так считали некоторые его современники. Трудно сказать, но факт остается фактом – Меньшиков был талантливым журналистом, может быть, самым одаренным в небогатом дарованиями стане правых20. Меньшиков писал: "Евреи – народ из античной древности, как Японцы и Китайцы. Весьма возможно, что ум их устроен несколько иначе, чем у нас.

Что касается расчета и комбинаций, в их породе больше было практики и сумма опыта их по этой части настолько велика, что начинает переходить в инстинкт.

Уцелевшие древнекультурные народы, современники Египта и Вавилона, во многих отношениях должны превосходить европейцев"21.

Из всех игроков Меньшикова больше всех интересовал Ласкер, чемпион мира. В его внешности – и это логично для Меньшикова – он находит мало еврейского, точнее восточноевропейского: Ласкер ему напоминает француза или итальянца. Впоследствии он вернется к этой мысли. Он его называет гением и подробно описывает манеру игры. А анализируя партию Мизес-Ласкер, он восхищается обоими партнерами: "Насколько я могу судить, партия… отличалась с обеих сторон классическим изяществом. Даже по внешнему виду легко отличить гениальную игру от бездарной. В первой ничего лишнего: общий секрет искусства. Фигуры связаны в организм и строго поддерживают друг друга, а не обременяют. Как в природе, на шахматной доске возникают и рушатся крайне разнообразные организации и по степени их красоты вы судите о скованной в них силе". Эти замечательные мысли схожи с теми, которые высказал Василий Васильевич Смыслов о гармонии в шахматах. Интересовал Меньшикова и претендент на мировое первенство – Акиба Кивелевич Рубинштейн: "О г. А.

Рубинштейне много говорят. Это будущий король и, может быть, в своем роде такая же мировая слава, как некогда А. Рубинштейн в музыке. Дофин шахматной доски – юноша с мало интеллигентным лицом, почти необразованный, но небольшой лоб его ничего не говорящей физиономии хранит гениальную память на шахматные комбинации.

Говорят, он знает наизусть все великие партии. Откройте сборник их на любой странице, он в любом месте партии угадает, когда она играна и кем. Феномен, изумительный самородок, и откопал его один русский полковник, основатель лодзинского шахматного клуба". Дополнением к статье "Игра царей" является небольшая заметка "Первые люди", где Меньшиков проводит мысль об аристократизме таланта, абсолютно независимом от социального происхождения. Посему современная аристократия (автор избегает слова "дворянство") замкнулась в крайне спорном определении благородства – в количестве записанных предков. "Посмотрите на этих небрежно одетых артистов шахматной игры. Видимо, люди очень небогатые, несмотря на мировую славу, и родились Бог весть в каких формациях общества. Но они – таланты! Божией милостию они первые в своем крайне трудном искусстве! И вот здесь, около столиков с шахматами, вы чувствуете на себе великое влияние таланта.

Наблюдая за гениальной игрой, вы ощущаете, до какой степени она чудесно поднимает нашу бездарность до себя: не до творчества своего, конечно, – но все же хоть до понимания этого творчества"22. Прекрасные слова. Можно предположить, по Меньшикову, что если бы все евреи играли в шахматы, то и отношение к ним было бы иным. Но и это предположение оказалось неоправданным.

По поводу одного из сильнейших турниров начала века – Карлсбадского международного турнира 1911 г., где из 26 участников было 12 евреев, или почти 50 % (первые четыре места заняли Рихард Тейхман, Карл Шлехтер, Акиба Рубинштейн и Гирш Ротлеви), в шахматном отделе "Пестер Ллойд" появилась статья, принадлежащая перу чемпиона мира Эммануила Ласкера, посвященная вопросу о причинах большого числа евреев среди шахматистов. Объяснение Ласкера носит социологический характер. Автор полагает, что вследствие тяжелых исторических условий у евреев получили сильное развитие фантазия и воля – компоненты, необходимые шахматисту. Кроме того, евреи бедны, многие работы для них недоступны, а отсюда – тяга к неординарным занятиям, таким, как игра на сцене, писательство и даже игра в шахматы. Последнее вряд ли можно отнести к профессиям, дающим определенный заработок, но шахматы дают возможность выделиться из толпы, а "бедность легче переносится, если чувствуешь свою незаурядность". Так как это статья никогда не была напечатана по-русски, то мы приведем ее полностью, тем паче что она является, по нашему мнению, зачином многих работ на аналогичную тему, в том числе и антисемитских. Последнее утверждение требует пояснения: в полемике часто используются аргументы противоположной стороны, с обязательной перестановкой акцентов. Итак: