Савелий Дудаков - Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России

Вечный жид дожил до времен гражданской войны, но пережить ее не сумел. В веселой и умной книге Ильфа и Петрова есть одна удивительная вставка, совершенно выпадающая из рамок повествования.

В литерном поезде, заполненном журналистами, спешащими на очередную стройку социализма, едут два иностранца. Один из них венский журналист "свободомыслящей" австрийской газеты господин Гейнрих, другой – американец Хирам Бурман, сионист.

Как блистательно доказали Майя Каганская и Зеев Бар-Селла, представитель Австрии – это ипостась великого поэта Генриха Гейне, работавшего в "Die Freie Presse" (обратный перевод с русского), где когда-то подвизался Теодор Герцль, второй – ипостась великого зодчего Хирама – вспомним масонскую легенду. И вот ипостась великого поэта рассказывает историю человечества по Библии, со скрытыми цитатами из нее, историю об Адаме и Еве, о вечном круговороте истории: "Род проходит и род приходит, а земля пребывает во веки", "И возвращается ветер на круги свои". А заключает все неожиданной фразой, заимствованной уже у христиан: "И Вечный Жид по-прежнему будет скитаться на земле…" Повествование перебивается репликой Остапа Бендера: "Вечный Жид никогда больше не будет скитаться!" И дальше рассказывается легенда об Агасфере времен гражданской войны. Это, конечно, голос не Остапа, а авторский голос Ильи Арнольдовича Файнзильберга – Ильи Ильфа. Ибо то, что рассказано далее, мало вяжется с образом великого комбинатора. ("Какой национальности был Остап Бендер?" – был задан вопрос в одной из передач на русском телевидения. Думаю, что образ его не интернационален, а абсолютно национален. Фамилия Бендер – вполне еврейская. Так, известен интереснейший писатель Гирш Лейбович Бендер (умер 11 августа 1925 г. в Крыму), автор "Иудейской этики" (Рига, 1929) и "Евангельского Иисуса и его Учения" (Рига, 1930). Заглянув в "Российскую еврейскую энциклопедию", мы обнаружим еще пару Бендеров. "Сын турецкоподданного" не должен вводить в заблуждение – турецкий паспорт имели многие евреи Одессы, Иудессы, как прозвали этот город юдофобы – по причинам вполне понятным.) Последним героем туркестанского дневника станет писатель Всеволод Иванов. И не только потому, что он уроженец этих мест. В своей автобиографии, вышедшей в 1926 г., он писал: «Родился в поселке Лебяжьем Семипалатинской области на краю Киргизской степи – у Иртыша. Мать Ирина Семеновна Савицкая, родом из ссыльно-каторжан польских конфедератов, позднее смешавшихся с киргизами… Отец, Вячеслав Алексеевич, "незаконнорожденный" сын туркестанского генерал-губернатора»16. Анна Ахматова всегда с уважением говорила о Всеволоде Вячеславовиче, не скрывавшем, что он приходится внуком царскому генералу. Когда это говорилось в глаза писателю, он несколько смущался, – понять можно: не то было время, чтобы хвастаться этим фактом.

Иванов, вероятно, подступал к Агасферу очень давно. В рассказе "Поединок.

Подмосковная легенда" (1940) есть фраза, легшая в основу интерпретируемой легенды: "Гасил он жизнь… (чужую. – С. Д.), потому, что хотел свою жизнь сделать неугасимой, незакатной…"17 Работал Иванов над своим творением не менее 12 лет. На рукописи стоят две даты: 7 сентября 1944 года и 5 ноября 1956 18.

Необычность рассказа бросается в глаза сразу. Действие происходит летом 1944 г. в Москве, когда близился конец "тысячелетнего рейха". Рассказ ведется от первого лица. Герой – русский интеллигент. Контуженный на фронте, он находится на излечении. На фронте он познакомился с легендой об Агасфере, произведшей на героя сильнейшее впечатление. Вероятно, он был знаком с изданием З.И. Гржебина «Легенда об Агасфере, "Вечном жиде"», вышедшим в Петрограде в 1919 г. с предисловием Максима Горького, в свою очередь воспользовавшегося книгой А.В. Швырова "Легенды Европейских народов" (СПб., 1907), знание которой также было необходимо для работы Вс. Иванову. Необычно другое: после контузии интеллигент, пораженный мощным мифом, пишет сценарий "Агасфер" и предлагает его экранизировать московской кинофабрике. Многоопытный читатель, порывшийся в своей памяти, обнаружит нечто очень похожее. Некий Мастер предлагает московскому издательству роман об Иисусе Христе. Что из этого вышло – известно. Не собираясь специально сравнивать оба произведения, одно из которых получило мировое признание, а второе знакомо лишь небольшому кругу любителей, укажу, что в моем личном восприятии они неравноценны: повесть Вс. Иванова представляется мне шедевром русской прозы, роман же о Мастере… Кстати, Гёте в свое время жаловался Эккерману, что немцы странный народ, разделившийся на поклонников Шиллера и Гёте, вместо того чтобы радоваться, что есть у Германии "два таких молодца"…