Жизнь Фрейда в обществе была ориентирована на Рим и господствующую культуру но радости личной жизни он испытывал, «гуляя в садах Эдема». Его сердце пленила внучка уважаемого раввина из Гамбурга Марта Бернейс. Своего «нежного ангелочка с изумрудными глазами», свою «маленькую Еву» он впервые увидел в своем доме, когда, вернувшись однажды после занятий, заметил за семейным столом среди сестер незнакомую девушку, которая чистила яблоко… А несколько недель спустя, гуляя вместе с ней по лесу в Вандсбеке близ Гамбурга, он почувствовал себя Адамом в раю рядом с Евой.
В любовной переписке с невестой Фрейд перемежал свои рассказы рассуждениями на библейские темы. Так, озабоченный затянувшимся периодом между помолвкой и свадьбой, он вспоминал о том, что подобная история произошла с одним из библейских персонажей: «Иаков семь лет служил за то, чтобы взять в жены Рахиль. Но эти годы пролетели для него словно мгновения, потому что он любил ее». В своих трудах Фрейд часто цитировал древнегреческие мифы или делал ссылки на произведения поэтов и драматургов, принадлежавших к западной культуре, и никогда не использовал для этой цели Библию: ни в качестве аналитического материала для своих исследований, ни в качестве доказательства своей принадлежности к образованной Европе. Библейские тексты были частью его глубоко личной, интимной жизни, частью его еврейства, частью всего того, о чем он мог говорить только в семейном кругу. Трижды в своей жизни Фрейд выступал инкогнито: два раза это было связано с именем Моисея (он не сразу решился выпустить под своим именем работу «"Моисей" Микеланджело» и долго откладывал выход в свет книги «Человек по имени Моисей и монотеистическая религия», которую печатал отдельными главами), а в третий раз это произошло, когда он заказывал в лавке одного старого еврея почтовую бумагу.
Он хотел, чтобы на этой бумаге были проставлены его собственные инициалы и инициалы его дорогой невесты – горячо любимой им девушки, которую он выбрал в еврейской семье, чтившей традиции своего народа и имевшей славу «высокообразованной семьи», что вызывало у Фрейда чувство глубокого уважения. Марта была внучкой Исаака бен Иа'акова Бернейса, в 1821 году его пригласили в Гамбург на должность старшего раввина с тем, чтобы он смог примирить сторонников ортодоксального иудаизма с проживавшими в городе евреями-реформаторами. Так вот, старик, у которого Фрейд заказывал почтовую бумагу, вырос рядом с этим мудрым раввином – дедом Марты и с большим уважением и даже страстью отзывался о нем. Фрейд почувствовал себя «куда более растроганным, чем мог предположить старый еврей», и конечно же испытал гордость за то, что ему предстоит войти в столь достойную и высокообразованную семью. Но он не осмелился открыть старику свое имя, назвавшись доктором Вале из Праги и скрыв, что на самом деле он Шломо бен Иаков Фрейд, сын небогатого коммерсанта, на которого отец возложил задачу восстановить семейную традицию и добиться высот в образовании.
Откровения старого еврея послужили для Фрейда поводом к заключению некого договора с невестой. Лавочник рассказал ему, что дед Марты Исаак Бернейс учил свою паству черпать в иудаизме радость бытия – die Freude . Так вот, Фрейд решил подарить Марте свою фамилию (по-немецки Freud) как символ еврейского домашнего очага: «Что касается нас обоих, то я думаю вот что: несмотря на то, что те порядки, которые устраивали наших предков, уже не могут обеспечить нам достаточной защиты в жизни, все же что-то главное, что составляло саму суть этого иудаизма, преисполненного здравого смысла и радости жизни, никогда не покинет наш семейный очаг».
Под этим «чем-то главным» подразумевалась не «кошерная пища» и не строгое соблюдение религиозных обрядов: «Надеюсь, что ты будешь как следует питаться, даже тайком, если в этом будет необходимость», – без малейшего колебания советовал невесте обеспокоенный состоянием ее здоровья жених, недовольный также тем, что мать запрещала Марте писать ему по субботам. «Нужно ли мне поститься на Йом Кипур? Надеюсь, моя маленькая Марта не станет злоупотреблять своей властью надо мной и не будет заставлять меня совершать действия, лишенные смысла и искренности», – писал он ей в другой раз. Это же так ясно! Вот она, радость, которую они приобретали взамен ортодоксальности! И Фрейд считал, что Марта ничего не потеряет от такого обмена, ведь сама Библия, говорил он ей, была на его стороне: «Что предписывалось с незапамятных времен? Что женщина должна оставить отца и мать и последовать за мужем, которого она себе выбрала».
Читать дальше