Лидия Флем - Повседневная жизнь Фрейда и его пациентов

Эту мысль Фрейд развил в двух письмах к своему ученику Карлу Абрахаму: «Ваше положение еврея, увеличивая ваши трудности, поможет вам, как это случилось со всеми нами, лучше продемонстрировать все ваши способности»; «Я просто хочу сказать, что если мы, евреи, хотим сотрудничать с другими людьми, то нам отчасти придется развивать в себе мазохизм и быть готовыми выносить в той или иной степени несправедливость». Это было платой за верность себе и за стремление к истине. И это легло в основу психоанализа.

Фрайбург, Вена, а позже Лондон стали вехами реального жизненного пути Фрейда, а Иерусалим, Рим и Афины были метафорическими местами, куда постоянно стремилась его душа и где витали его мысли. С юных лет он преклонялся перед достижениями классической культуры и в то же время всегда отдавал должное житейским радостям той культуры, к которой принадлежала его семья. В письме своему другу Эмилю Флюсу он всего одной фразой передал то почтение, с каким его семья отмечала еврейский праздник, и продемонстрировал свою любовь к Риму и знание его истории: «Сообщаю вам, что на Пурим (в этом году он выпал на 13 марта, священную для всех нас дату, поскольку именно в этот день был убит Цезарь) у нас был маленький домашний спектакль. Одна из наших соседок, которая от скуки не знала, чем заняться, придумала сделать из моих брата, сестер и еще нескольких детей актеров, так что мы тяжким трудом заработали свой праздничный обед (а он, как известно, далеко не из худших)».

На страницах еще одного письма вновь встретились вместе Афины, Рим и Иерусалим. В нем Фрейд показал прекрасное знание произведений античных авторов. Для сдачи экзамена на звание бакалавра ему нужно было перевести отрывок из Вергилия, которого он «случайно прочел уже для собственного удовольствия некоторое время тому назад», и тридцать три стрючки из «Эдипа-царя». «Я знал этот текст и не скрывал этого». А в постскриптуме он добавил, что к ним в гости приехал один ученый человек из Черновиц (отец его крестных?). «Он действительно много знает, и общение с ним доставило мне много радости».

И если Фрейд-подросток уже думал и говорил на греческом и латыни, повседневные радости жизни он все же черпал из древнееврейского и идиша. Зильберштейну-Бергансе он писал: «Предположить, что я мог бы забыть про Новый год, значит обвинить меня в отсутствии вкуса, хотя я знаю, что у меня его нет. Несправедливо упрекать религию за ее метафизический характер и недостаточное внимание к обычным человеческим радостям… Атеист, которому посчастливилось быть членом религиозного семейства, не может отвергать этот праздник, поднося ко рту традиционное новогоднее угощение». Перечисляя праздничные яства, Фрейд упомянул мацу, пасхальный hahozet [14], компот из слив сорта кетш, который готовят на Йом Кипур, и массу других вкусных вещей, традиционно подающихся на стол по еврейским праздникам.

Как и все их соседи, Фрейды свято чтили священные дни иудейского календаря и соблюдали древние обычаи. Но вот интересно, прошел ли Зигмунд Фрейд обряд Bar Mitzvah – аналог католического причастия, посвящение в мужчины, которое происходит, когда мальчику исполняется тринадцать лет? Никаких документов на этот счет не сохранилось.

После гимназии, как и большинство получивших среднее образование сыновей небогатых коммерсантов родом из Галиции и Моравии, Фрейд поступил на медицинский факультет Венского университета, хотя не переносил вида крови. В университете его ждало разочарование. «Я столкнулся там, – писал он в одном из автобиографических эссе, – со странным требованием: я должен был чувствовать себя существом низшего разряда по отношению к другим только из-за того, что я еврей. Я решительно отказался подчиняться этим правилам при первой же попытке навязать мне их. Я никогда не мог понять, почему я должен стыдиться моего происхождения или, как в последнее время стали говорить, моей расы… Важным следствием этих моих первых университетских впечатлений стало то, что я очень рано привык к своей судьбе быть в оппозиции и не иметь тех прав, которые имело сомкнувшее свои ряды господствующее большинство».

Вместе с Виктором Адлером, Теодором Герцлем, Густавом Малером и Германом Баром Зигмунд Фрейд вступил в еврейскую либеральную студенческую ассоциацию, куда всех их привела любовь к немецкой культуре, которую они считали превосходящей все остальные. Таким образом, в начале 70-х годов девятнадцатого столетия бок о бок оказались будущие создатели и руководители социал-демократии, сионизма и психоанализа, новаторы музыки и литературы, а также те, на кого легла ответственность за пангерманский национализм. Уже в начале 80-х годов это либеральное движение пришло в упадок, а университетский и научный мир обнаружил, что пангерманский национализм сомкнулся с антисемитизмом. В конце 80-х годов социал-христианское движение во главе с Карлом Люгером преобразовалось в массовую партию, разделявшую идеи антисемитизма. Конец либерализма – политического движения, которому Фрейд всегда сочувствовал, и подъем пангерманского антисемитизма затруднили, если не сказать – сделали невозможной, ассимиляцию евреев, оставив им единственный выход: отречься от своих корней и культуры и раствориться среди основного населения.