Владимир Брюханов - Учитель и Ученик - суперагенты Альфред Редль и Адольф Гитлер

Конрад позволил себе даже некоторые романтические рассуждения о том, как во времена его молодости, если какой-нибудь офицер уличался в заведомо неблаговидном поступке, то его коллеги клали у изголовья его кровати записку с разоблачением — и заряженный револьвер, после чего все однозначно решалось во имя чести и справедливости! [332] Conrad. Op. cit. S. 345. Хорошенькая аргументация?

Ключевой же момент в воспоминаниях Конрада — это то, что и по его мнению совещание происходило якобы вечером 25 мая 1913 года, а не когда-либо еще! [333] Ebenda. S. 329.

Учитывая, что Конрад писал воспоминания существенно раньше Ронге и Урбанского и даже раньше Вальтера Николаи, а затем умер в 1925 году — и ничего потом не мог исправить, если бы и захотел, можно сделать вывод, что и указанная им дата стала директивой для аналогичных свидетельств двоих его партнеров по «тройке».

Мы уже обещали вывести эту ложь на чистую воду , но приступим к этому несколько позднее.

Мы не можем восстановить все, что обсуждалось на совещании «тройки», приговорившей Редля к смерти. Но зато можем обоснованно сформулировать, о чем же там не говорилось.

Подводя итоги всем трем приведенным свидетельствам, можно сделать следующие выводы.

Естественно, что основным докладчиком по делу оказался Ронге, которому об этом очень не хотелось вспоминать годы спустя. Ясно, что Ронге не мог сознаться перед остальными двумя в том, что все, свидетельствующее о шпионаже и предательстве Редля, сводилось к совершенно непонятному посланию с русскими рублями, пришедшему неизвестно для чего и неизвестно от кого. Почти все остальное сводилось к уликам, сфабрикованным самим Ронге.

Сообщил ли Ронге что-либо из того, о чем он мог узнать или догадаться на основании показаний арестованного сообщника Редля — это нам не известно. Но можно предположить, что кое-что сообщил — иначе и вовсе ничего не оставалось для сообщения!

Учитывая же, что Конрад, как сформулировал Ронге, согласился с предложением — дать возможность преступнику немедленно покончить с собой , можно понять, что и это предложение исходило от Ронге.

Самое же существенное, что вытекало из такой идеи, было даже не само по себе предложение лишить Редля жизни (уж извините нас за столь циничное отношение к его жизни и смерти!), а то, что обнаруженное якобы преступление не подлежало никакому дальнейшему расследованию!!!

Вот в этом-то пункте Ронге и встретил полное понимание и согласие со стороны двоих остальных!!

Якобы в то самое время, когда в ресторане «Гранд-отеля» решалась его судьба, Редлю также предстояла застольная беседа , но, разумеется, в иной компании. Об этом рассказывает Роуэн:

« Возвратившись в гостиницу, Редль встретил доктора Виктора Поллака, который ждал его.

— Пошли, Альфред, мы же собирались поужинать в «Ридхофе», — напомнил он. /…/

Полковник не возражал, обронив только, что ему необходимо переодеться. Поллак был одним из известных правоведов Австрии и довольно часто встречался с Редлем на процессах по шпионским делам ». [334] Роуэн Р.У. Указ. сочин. С. 388.

Виктор Поллак (не имеющий, конечно, никакого отношения к Гуго Поллаку, упомянутому в связи с Бартом-Иечесом) в описываемый момент был, на самом деле, не каким-то правоведом , а весьма значительным официальным лицом: он занимал пост главного прокурора генеральной прокуратуры верховного кассационного суда Австро-Венгрии. [335] Ронге М. Указ. сочин. Примечание редакции. С. 73. Естественно, что Поллак хорошо знал Редля: они вместе добивались торжества правосудия на шпионских процессах, где Поллак был главным обвинителем, а Редль выступал в роли эксперта.

« Детектив подслушал их разговор и немедленно позвонил своему шефу. Потом отправился в «Ридхоф», чтобы переговорить с метродотелем.

Когда Поллак и Редль сели за столик в отдельном кабинете, их обслуживал официант, агент секретной полиции. Но слышал он мало, так как Редль был не в духе и почти ничего не говорил, особенно в его присутствии ». [336] Роуэн Р.У. Указ. сочин. С. 388.

Последующие строки опровергают то, что Редль почти ничего не говорил , но подтверждают, что он почти ничего не говорил в присутствии официанта , т. е. вел себя вполне профессионально:

« Спустя некоторое время Поллак прямо оттуда позвонил шефу полиции Вены Гайеру, чем крайне озадачил агента-официанта.