Нина Молева - Ее звали княжна Тараканова

Появившаяся в первой книге «Русского архива» за 1865 год статья так и называлась «Заметка о княжне Таракановой (По поводу картины г. Флавицкого)». В безукоризненно вежливой форме, отдавая должное несомненному и бесспорному таланту живописца, Лонгинов считал своим долгом указать, что Флавицкий был «введен в заблуждение» по поводу обстоятельств смерти известной авантюристки — никакой речи ни о каком «романе» не шло. Тюремное заключение и смерть в равелине — да, действительно, они имели место. Но только смерть самая естественная, как может человек умереть у себя дома, на постели, без насилия и ужасов. Лонгинов настаивает на абсолютной достоверности сообщенных им сведений, поскольку их источником явился сам граф Блудов. Разве недостаточно для сомневающихся, что Блудов лично читал все материалы по делу Таракановой, видел их собственными глазами, докладывал Николаю I? И как можно не поверить досточтимому графу, который утверждал, что все обстоятельства дела выявлены в письменных источниках и потому… никаких «устных докладов и распоряжений Екатерины II не могло быть».

Наверно, даже в то время заметка Лонгинова не казалась убедительной. Вместо ссылок на документы ссылка на человека, который когда-то и где-то их читал и теперь брался пересказывать. Понадобился новый срочный шахматный ход — публикация журналом сугубо «частного» материала. Некто Самгин неожиданно решает предать гласности рассказ своей бабушки.

Старухи давно уже нет в живых. Она не оставила никаких записок. Достаточно, что внук помнит с ее слов, что воспитывалась она в Ивановском монастыре, лично знала Досифею и пользовалась таким доверием таинственной монахини, что та даже решилась, хотя и намеками, рассказать девочке свою необыкновенную жизнь.

Все в этом рассказе почти совпадало с известной версией биографии Таракановой и не совпадало. Поначалу та же жизнь в Европе, но безо всяких сомнительных приключений. Возвращение, хотя и по приказу, на родину. Жизнь в монастыре — снова по приказу. И это при том, что читатели едва успели познакомиться с материалом Мельникова-Печерского, подробно, со ссылками на современников и очевидцев, описывавшего одиночное заключение Досифеи, ее полную недоступность и обет молчания, возложенный на себя в последние годы жизни. Как же трудно отделаться от впечатления, что в официальной точке зрения принималось в расчет только то, что печаталось сегодня. В отличие от науки, вчерашний день, вчерашние утверждения и заверения как бы автоматически переставали существовать — какая разница, помнили или не помнили о них читатели?

И в то же время поводы для такой досадливой поспешности существовали. Пожалуй, их было даже слишком много. Новая заметка все в тех же «Чтениях» Общества истории и древностей российских — о могиле в Пучеже, над Волгой. Здесь и местное предание о якобы прожившей полвека в пучежском упраздненном монастыре дочери Елизаветы Петровны, и свидетельство о распространении подобного рода легенд по всей России, — чем не свидетельство популярности! — и, наконец, сообщения о сохранившихся в народной памяти обстоятельствах венчания Елизаветы с Разумовским, а кстати и о посвященной этому необычному браку пьесе на парижской сцене. Здесь были заключены и прямые доказательства, и доказательства от противного: ведь вот даже министр внутренних дел признал, что царица венчалась с Разумовским, — народ знал и помнил об этом. Почему же в таком случае надо игнорировать иные народные предания? Где-то в их основе может и должно лежать зерно истины.

Сражение на страницах русской печати продолжалось. Что значили свидетельства какого-то внука или даже Блудова по сравнению с очередной публикацией «Чтений» Общества истории и древностей российских! На этот раз свет увидела широко, оказывается, распространенная в списках рукопись, относящаяся, по заключению редакции, к XVIII веку, «Краткая история Елизаветы Алексеевны Таракановой». При этом данные рукописи были специально проверены автором публикации и во многом подтверждались фактами и другими историческими источниками, начиная с уровня воды, которого достигла невская вода в декабре 1777 года, вплоть до обстоятельств жизни отдельных причастных к делу княжны лиц. Общий вывод автора рукописи и автора публикации: Тараканова — родная дочь Елизаветы Петровны, погибшая в Петропавловской крепости, слишком неопытная и доверчивая, чтобы противостоять интригам и жестокости русского двора.