Александр Ласкин - Мой друг Трумпельдор

Правда, покоя не было. Вплоть до сорок первого года она чувствовала себя чужой. Зато с началом войны ситуация изменилась.

Еще раз вспомним: если Магомет не идет к горе, то гора идет к Магомету. Раз ей нельзя в Ленинград, то в эти края двинулись ленинградцы. Сейчас сюда не ссылали, а эвакуировались. Вскоре приехали племянники — дочь сестры Софьи с детьми.

Прежде она улыбалась редко, а теперь как захохочет! Гости тоже себе в этом не отказывали. Бывало, набьются в ее комнатку — и давай смеяться. Так же тесно и весело было в ростовском доме.

Хоть это и правда, но не вся. Нужно помнить, какой ценой это получилось. Свое место в машине через Ладогу сестра Софья отдала дочери и внукам. Поэтому они здесь, а она в братской могиле.

Лежит ее сестра в тесноте и холоде, без имени и фамилии. Правда, многим ленинградцам и этого не досталось. Их зарыли по дороге за водой, во дворе дома. Да мало ли таких мест! Почти не осталось в городе улиц, где бы кого-нибудь не похоронили.

Значит, в этой семье жертвовали собой все. Кому труднее — можно не объяснять. То, что мужчину лишь взбодрит — женщине оказывается непосильно. Дору и Любу потрепало так, что их не узнавали. Всмотрятся — и спрашивают: это действительно ты?

Еще не забыл, дорогой праправнук, как одна сестра осталась на второй год, а другая так и норовила ее уколоть? Сейчас стало не до соперничества. Правда, быть внимательным тоже не получалось. Слишком большое расстояние их разделяло.

Для финала этой главки сорока кое-что принесла на хвосте, и я сейчас этим поделюсь.

После ссылки Дора получила «минус». «Минус» Москва, Ленинград, еще городов двадцать. Она выбрала Петрозаводск. Все же не так далеко до Питера, где жила Люба. Хотя бы раз в полгода можно увидеться. Сестры закроются в кухне — и давай шептаться. Говорили о прошлом. О том, что им доступно и куда прочим путь закрыт.

Имеет право автор на блажь? Закончим эти воспоминания на кухне питерской хрущевки. Свет тусклый, но иного не надо, ведь глаза горят ярко. Две пожилые женщины обсуждают мировую историю. Говорят, что все бы так и шло, если бы не их брат. Пусть это не помогло ни им, ни ему, но кое-что прояснилось. Многие уже не сомневаются в том, что дважды два не четыре, а семь.

Считается, что публикатор — человек скучный. Сидит такой Акакий Акакиевич и к каждой неясности старается прибавить хоть одну сноску. Иногда примечания оказываются больше текста. Как этому не порадоваться! Обычно скрюченной спине не выпрямиться, а глазам не поглядеть вдаль!

Не имею возможности приложить фото, но, поверьте, это не я. Трумпельдор для меня не повод для уточнений, а едва не знакомый. Человек, о котором думаешь в сослагательном наклонении: а если не так, а иначе? А если даже и так, то, может, тут есть другой смысл?

В связи с прочими участниками у меня тоже имелись предположения. Как-то меня осенило, что Белоцерковский не мог не оставить записки. Доказательства? Почти никаких. Называл себя историком — раз. Столько лет держал у себя архив — два. Кому еще этим заняться — три.

Я чуть ли не представлял эту рукопись. Впрочем, кто поверит моим фантазиям? Скорее всего, бумаги Белоцерковского находятся там же, где документы его приятеля. Так что вариант у меня был один. Следовало оправиться в иерусалимский архив.

Не сразу дело делается. Образовались нити, завилась веревочка. Наконец я получил ответ. Да, все так, как вам померещилось. Недавно поступила рукопись от вдовы. Честно говоря, еще не читали. Вот вы и скажете, надо ли торопиться.

Все люди разные. Одни любят откладывать на потом, а другие постоянно спешат. Кто прав? Это смотря кто интересуется. Мне ближе два приятеля. Если что-то им удавалось, то потому, что они все время не успевали.

Правда, иногда размеренность тоже полезна. Вот как в этом случае. Говорю себе: не забывай о последовательности! Начни с того, как ты пришел к теме.

Ах, если бы я помнил, а сочинять не хочется! Ограничимся тем, что без повода не обошлось. Вскоре я не отделял себя от него. Существовал только ради того, чтобы что-то выяснить. Причем всякий раз было мало. Сразу хотелось узнать еще.

Доходили кое-какие новости. Оказывается, друзья почти не расставались. Прямо как Дон Кихот и Санчо Панса. Кстати, тут тоже не обошлось без желания победить великанов и обзавестись островом. Так что аналогия не натянутая.

Где искать Белоцерковского? Конечно, в «Энциклопедии пионеров и первопоселенцев страны Израиля». Представьте, всю эту работу проделал один Давид Тидхар. Вот кто действительно жил с пользой! Его издание прервалось на девятнадцатом томе. Не потому, что тема была исчерпана, а из-за того, что составитель умер.