Екатерина Дашкова - Записки

Глубокой осенью я воротилась в Москву, а потом в Троицкое, откуда я не могла надолго отлучаться, потому что на мне лежали обязанности архитектора, садовника и, если почва требовала особенного ухода, фермера.

Несколько следующих лет моей жизни я обойду молчанием; впрочем, они и не имеют особого интереса. И если мои душевные скорби были такого свойства, что я охотно желала бы скрыть их от самой себя, то считаю тем менее нужным описывать их читателю.

Не могу, однако, не упомянуть, что император принял на себя долг по сумме, взятой мной в банке.

В конце августа 1803 года я имела счастье встретить у себя мисс Уильмот, двоюродную сестру миссис Гамильтон, дочери туамского архиепископа. Мисс Уильмот в Троицком окружила меня всеми тихими удовольствиями, в которых я так давно нуждалась для пробуждения своего нравственного существования; ее беседа, чтения, ее кроткий и симпатичный характер оживили мою дряхлую старость. Родители так превосходно воспитали ее, что она была предметом общего удивления для всех, кто ее знал.

Я не умею полностью выразить той благодарности за все, чем обязана моему молодому другу: за доверие ее отцов, за ее собственную великодушную решимость навестить престарелую женщину, не способную разделить ее удовольствия, которой наскучила сама жизнь. Такой поступок выше всех моих похвал. Она озарила лучом новой радости мое уединение — да, это так, если бы...

Я уже сказала, что эти записки принадлежат ей; я отказалась писать их по просьбе родственников и друзей, но уступила ее пламенному желанию. Поэтому она одна может располагать ими с одним, однако, условием, что до моей смерти они не появятся в свет.

Относительно их содержания я могу уверить, что беспристрастная истина водила моим пером. Опустив некоторые оскорбительные для других события, я, может быть, не отдала должной справедливости себе, но от этого читатель ничего не теряет. Если позволит мне жизнь, я намерена изложить несколько анекдотов о Екатерине II, назвать ее добрые дела и провести параллель между нею и Петром I, которого сравнивают с этой знаменитой царицей, поставившей Россию на самое видное и почетное положение перед западным миром.

В заключение скажу, что я со своей стороны делала все доброе по силам своим и никому не сделала зла. Единственным орудием моей мести за всю несправедливость, интриги и клевету, возведенную на меня, было забвение или презрение. Я исполнила свой долг так, как в состоянии была понять его. С честным сердцем и чистыми намерениями я вынесла много сокрушительных ударов, и, если бы не поддерживала меня безупречная совесть, я, конечно, пала бы под ними. Наконец скажу, что я смотрю на свою близкую смерть без страха и тревоги.

Троицкое ,

27 октября 1805 года

Княгиня рассказывала мне, что еще в детстве она иногда получала позволение от своего доброго дяди пересмотреть старые дипломатические бумаги, и это доставляло ей величайшее удовольствие. А в этом хламе было много очень любопытных документов, из которых два особенно резко запечатлелись в ее памяти, сильнее других затронув детское воображение. Первый документ — письмо от персидского шаха к Екатерине I по случаю ее восшествия на престол. После обычных приветствий шах выражался почти так: «Я надеюсь, моя благовозлюбленная сестра, что Бог не одарил тебя любовью к крепким напиткам; я, который пишу тебе, имею глаза, подобные рубинам, нос, похожий на карбункул, и огнем пылающие щеки; и всем этим обязан несчастной привычке, от которой я и день и ночь валяюсь на своей бедной постели». Известная наклонность императрицы попивать водку сообщает этому письму особенный интерес. Другой документ открывает следующий факт, и я передаю его собственными ее словами. Русский двор однажды (я забыла, в чье царствование) послал посольство в Китай поздравить его монарха с принятием короны; посланник, принятый не совсем ласково, поспешил возвратиться домой, недовольный своей миссией. Русское правительство, заблагорассудив не сознаваться в китайском неуважении к своей политике, отправило других — поблагодарить за лестный прием первою посла и заключить торговый трактат. Вот какой ответ был дан китайским владыкой: «Вы очень странный народ; чванитесь приемом ваших послов. Разве вы не слышали, что когда мы проезжаем верхом по улицам, то предупреждаем последнего бродягу не смотреть на нас». ( Примечание мисс Уильмот .)