Александр Торопцев - Двенадцать подвигов России

Идея создания Священной Русской империи по подобию Священной Римской империи наверняка волновала умы некоторых митрополитов, но по следам римских пап православная церковь не пошла в суровые для Руси XIV–XV века. Именно тем-то и отличается православие от католицизма, что оно больше заботится о Царствие Небесном, нежели о царствиях земных. Это очень большая разница. Это чувствовали русские люди, отдававшие в наследство церквам и монастырям свое богатство: кто-то избу небольшую да землицы клок, кто-то хоромы расписные да поля ухоженные, да угодья, да скотину. Об этом знали те, кто отказывался от всего мирского и уходил в монастыри, отдавая себя служению Богу и мечтая лишь о Царствии Небесном.

Монастыри в XIV–XV веках росли на Русской земле быстро. Некоторые ученые считают, что уже в те столетия они играли роль военных форпостов, занимая выгодные позиции на ключевых точках обороны, например города Москвы, Московского княжества. Но, как справедливо заметил еще академик М. Н. Тихомиров, «такое наблюдение находит оправдание в действительности XVI–XVII веков, когда эти монастыри были окружены мощными крепостными оградами» (Тихомиров М. Н. Средневековая Москва. М., 1997, стр. 217).

По этому поводу можно сказать и так. В XIV–XV веках возведение монастырей с военными целями, то есть как крепостей, своего рода волнорезов на пути к Москве, было невозможно потому, что ханы быстро поняли бы значение монастырей и вряд ли отнеслись бы к этому благосклонно.

Так или иначе монастыри всё же были способны укрыть за своими стенами не только духовное воинство. Это упустили из виду ханы. Они, видимо, понадеялись на то, что обласканное ими духовенство проявит к завоевателям верноподданнические чувства. Этого не случилось, хотя у невнимательных и не в меру воинственных людей может возникнуть такое мнение. В самом деле, Русская православная церковь не создавала личные, монастырские дружины для борьбы с ордынцами, не призывала русский народ к священной войне с ворогом проклятым, вела себя внешне очень тихо. Но вспомним ещё раз: «Там русский дух, там Русью пахнет!» Это строки придуманы не красного словца ради. Русский дух — невоинственный по своей сути. Иначе бы монастыри превратились в школы боевых искусств либо в обители военно-монашеских орденов. Ничего этого не было. Была вера, что Русь жива, что пока Русь слаба, что копить нужно силушку, копить.

Ни о каких крестовых походах русским думать было нельзя ни в XIII, ни тем более в XIV веке. Чтобы убедиться в этом, нужно внимательно изучить политические карты тех веков в странах, окружавших Русь. Сильные шведы, Тевтонский орден, Литва, Польша, Венгрия, степь со снующими с востока на запад тюркскими племенами. Против кого могли организовать хотя бы один крестовый православный поход русские князья и православная церковь? Против Орды? А что предприняли бы в таком случае шведы и все перечисленные соседи Руси? Они бы обязательно напали на неё.

Терпеть. Нужно было терпеть.

Любой человек, которому выпала в жизни такая участь — терпеть, долго терпеть, не даст автору солгать, что терпеть гораздо легче, если есть кому пожаловаться, с кем побеседовать, кому излить свою душу. Это — человеческое. А те, кому выпало слушать, утешать, беседовать, знают, как сложно успокаивать вынужденных терпеть. Сложное это дело.

Русская православная церковь, на мой взгляд, справилась с этой задачей и вообще с испытанием Ордой прекрасно. Русь с тяжелыми, но все же наименьшими потерями преодолела сложный временной интервал 1237–1480 годов во многом благодаря взвешенной, осторожной политике церкви в целом и многих священнослужителей в отдельности.

Восторженное отношение автора данных строк к политике церкви может насторожить думающего читателя, который вправе задать следующий вопрос: но все ли было гладко во взаимоотношениях церкви со светской властью, с простолюдинами за многие века существования Русской православной церкви? Достаточно вспомнить Филиппа Колычева и Ивана IV Грозного, Никона и Алексея Михайловича Романова, Петра Великого, печальные для истинных православных события после Великой Октябрьской социалистической революции, чтобы с грустью ответить на этот вопрос: «Да нет, конечно же!»

Но потому-то я и причисляю историю Русской православной церкви к явлениям земношарного масштаба, что хотя и была эта история напряженнейшей, сложнейшей, полной драматических и трагических событий, но церковь всегда стойко держала удары судьбы и исполняла главное свое предназначение: она была с людьми, с народом. Это не громкие слова. Для того, чтобы обосновать это, мне придется вспомнить случай из личной жизни.