Владимир Грусланов - Шпага Суворова

Старик закончил свой рассказ и стал раскуривать затухшую папиросу.

Почтари зашумели, одобрительно кивая головами, - вот, мол, какой у нас дед Антон.

- Да, живучи солдатушки оказались, - вступил в разговор другой. Григорьевы вот! А еще Пушкаревы - от пушкаря суворовского пошли. И еще наберутся... И вещички найдутся разные от суворовских дней.

Высоченного роста почтарь рассказал, что в Каменке, у старого колхозника Ивана Григорьевича Григорьева, хранится портрет Суворова.

- В большом почете он у хозяина. Это такая вещь, скажу я вам, говорил мне старик, - больших денег стоит. Художественная картина!

Этот почтарь и привел меня к Ивану Григорьевичу.

В чистой горнице на почетном месте висел в добротной раме портрет полководца, написанный масляными красками. Раму портрета украшали полотенца, расшитые по краям красными петухами.

Передо мной была хорошо выполненная копия портрета известного художника начала девятнадцатого века.

Он изобразил Суворова в мундире, при орденах, с маршальским жезлом в правой руке. На втором плане, в глубине, были видны, словно в тумане, русские войска.

Хозяин избы, старый колхозник, такой высокий и широкоплечий, что изба казалась ему тесной, рассказал:

- Я старый солдат, еще в четырнадцатом с германцем воевал. И отец мой солдат - против турок ходил, и дед солдатом был - тоже с турком воевал. А отец моего деда считался самым главным солдатом в нашей семье. Он у Суворова под началом состоял и в Кончанское с ним пришел. С тех пор мы и живем в здешних местах.

В избу вошла тетя Дуся. Это она вчера по дороге в Каменку говорила со мной о Клавдии.

- О, да мы уже встречались! Вот и снова повидались! - воскликнул я.

Тетя Дуся приветливо кивнула головой.

- Нежданно-негаданно! - рассмеялась она. - Что же, рады гостям!

- Ну, хозяйка, собирай на стол! - распоряжался старик, открывая дверцу шкафа с посудой.

На полотенце, украшавшем раму с портретом полководца, висела старинная медаль.

- За штурм Измаила! - сказал горделиво хозяин. - Дед говорил, что сам Суворов пожаловал эту медаль его отцу.

Любуясь портретом, я то отходил назад, то приближался вплотную и всматривался в знакомые черты лица полководца.

- От отца достался, - кивнул старик на портрет.

- Этому портрету место в хорошем музее, - сорвалось с моих губ. - Что за прелесть! Какая замечательная работа!

- Да он и у нас, как в музее. Моя старуха о нем заботится, все полотенцами украшает.

- А в музее на него будут смотреть тысячи людей.

- Это про какой музей вы говорите?

- Про Суворовский.

- В Ленинграде?

- Да, в Ленинграде. Туда приезжают люди со всех концов Советского Союза и из других стран.

Старик погладил бороду, подумал минутку, потом решительно подошел к стене, подставил стул, встал на него и, сняв с тяжелой рамы расшитые петухами полотенца, подал мне портрет:

- Возьмите! Ваша правда. В музее он будет на месте.

Поступок старика смутил меня:

- А как же вы? Что скажет жена?

- Что скажу! - поднялась с лавки тетя Дуся. - А скажу вот что: думки у нас с мужем одни, берите портрет.

Слова об оплате обидели стариков.

Вместе с портретом Суворова старик вручил мне книжку на французском языке, изданную в восемнадцатом веке.

Спустя полчаса подарки были снесены в сельсовет и упакованы для отправки в музей.

В сельсовете сидела русоголовая школьница - моя вчерашняя знакомая, Клавдия.

- Ищу вас по всей Каменке, - вскочила она с лавки, увидев меня. Директор просит вас прийти в школу. Ведь вы обещали.

- Скажи директору, что я сейчас приду.

- Так вы приходите, ребята ждут!

С этими словами Клавдия помчалась по улице.

У школы меня ждал директор. Мы условились с ним, как лучше провести с учениками беседу о поисках суворовских реликвий.

Окончились уроки. Ребята внимательно слушали меня, потом задавали вопросы, а под конец захотели узнать, как и когда я начал собирать вещи для музеев.

И мне пришлось рассказать историю о том, как один самый обыкновенный паренек стал почитателем великого русского полководца.

Свое детство парень - звали его Владимиром - провел в Закавказье, в небольшом городке, у самой границы с Турцией.

Неподалеку от дома, где он жил, в кривой, узкой уличке стояла мастерская. В ней не старый еще годами, но изможденный непосильной работой дагестанец делал новые и чинил старые шашки, кинжалы и ятаганы. "Мастер холодных оружий", - говорил дагестанец о себе.

Хозяин мастерской работал не один. Вместе с ним у горна копошились его трое сыновей: Вано четырнадцати лет, Джурба десяти и Ибрагим восьми лет.