Роман Гуль - Азеф

Покотилов сморщился.

- Не стоит, - сказал он, - я уж хочу ехать, пора, хотя знаете, у меня бессонница, поэтому я и выпил больше обычного. Раньше четырех не засыпаю.

Савинков проводил Покотилова до двери. Вернувшись, сидел один, допивая бокал, потом закурил и позвонил.

Вошел татарин.

- Кто эта певица, в красном, когда я вошел?

- Шишкина.

- Пригласи ее.

- С гитаристами?

- Нет, одну.

- Могу сказать, что не из таких, понимаете, - фамильярно проговорил лакей.

Савинков смерил лакея с ног до головы.

- Поди и позови. Вот моя визитная карточка.

На карточке - "инженер Мак Кулох".

14

В дверь кабинета ворвалась музыка. На пороге стояла женщина в ярко-красном платье, отделанном золотом, смоляные волосы были заколоты большой, светившейся шпилькой.

Как хорошо воспитанный человек, Савинков встал навстречу. Она пошла к нему, улыбаясь. В дверь вошли два гитариста в цветистых цыганских костюмах. Заперли дверь и в кабинете стало тихо.

- Хотите цыганскую песню послушать? - проговорила низким голосом женщина, обнажая в улыбке яркие зубы.

Она была хорошего роста. Красивые, обнаженные, суглинковые руки. Такое же лицо. Волосы крупные, простой прически, черно-синие, словно конские. Глаза горячие, с чуть растянутым разрезом и в них было словно какое-то отчаяние. Может быть женщина была нетрезва. Гитаристы стали в отдалении. Оба черные, кудрявые.

- Очень хочу послушать вашу песню, - проговорил Савинков, целуя руку, всю в кольцах.

Лакей нес шампанское. Другой - фрукты. Следом вошла бедно одетая девушка с корзиной цветов. Савинков собрал красные розы и передал Шишкиной.

- Ой, ой, какой барин добрый! - низко прохохотала, имитируя таборных. - Вы нерусский?

- Англичанин.

- Ой, шутишь, барин, - прищурила Шишкина глаз и засмеялась. - Англичанин купит розу, купит две, а так русские покупают. Да и в кабинет к одному англичанин не позовет. - Отхлебнув полным глотком шампанское Шишкина сказала: - Ну, что ж, спеть штоль тебе, барину-англичанину?

Она была необычайна. До того много было в ней огня, жизни. А в глазах вместе с огнем билось отчаяние. Шишкина пела сидя. Только отодвинулась от стола. Гитаристы встали по обе стороны. Она в красном. Гитаристы в разноцветном. Сначала щемительно заиграл, топая ногой, один. Другой подхватил пронзительный мотив, но чересчур рвал гитару, было слышно, как хватаются струны и что-то дребезжит. Шишкина вздохнула, вдруг кабинет наполнился сильной придушенной нотой хрипловатого голоса. Но это показалось. Шишкина пела полней. Голос гремел в зеркалах. Она пела совсем невесело:

"Скажи мне что-нибудь глазами, дорогая"

И от этого неученого пенья Савинков чувствовал, как пробегает по коже мороз. Глаза Шишкиной полузакрыты, руки сложены. Последние слова песни произнесла пленительно, словно вырвала их из груди и перед ним положила. Сидела не шелохнувшись, пока гитары доигрывали аком-панимент, жалобно переходя в минор из мажора.

- Чудесно, - проговорил Савинков. Окна кабинета занавешены. Но Савинков знал, за окнами уж светло. Шишкина что-то сказала гитаристам по-цыгански. Кивнули головами. И вдруг ударили с вскриками. Она, покачиваясь на стуле, содрогаясь от выкрикиваемых, выговариваемых нот, пела старое, древнее, может быть, индийское.

Всё плыло плавкими, легкими переплавами. Песня, Шишкина, гитаристы. Странно было, что взрослому человеку в кабаке захотелось плакать.

Шишкина кончила. Подвинулась к столу. Опросила тем же низким грудным голосом, смеясь глазами:

- Хороша, цыганская песня?

- Хороша.

- Только барин-англичанин - смеялись глаза - должна я от вас идти, - и заговорила таборно, а ее узкие, горящие отчаянием глаза смеялись.

- Спасибо за песню. Сколько я вам должен?

- Этого, милый барин, не знаю, гитаристы мои знают. Протянув руку в серебряных кольцах, Шишкина, шурша красным платьем, вышла из кабинета, от дверей послав огненный взгляд и махнув рукой.

- Двадцать рублей за песню, барин, берем, - крякнул старший гитарист.

Савинков кинул сторублевку.

В зале "Яра" никого уже не было. Из кабинетов несся шум, музыка пляса, пенья. Торопливо пробегали запыхавшиеся лакеи, бегом несли вино, кушанья, тарелки, вилки.

"Если будет неудача, повесят" - думал Савинков, когда - "Пожалте барин" подавал ему бобровую шапку и трость швейцар. У подъезда рванулись лихачи. Один въехал оглоблей под дугу другому, оба разразились саженной руганью, маша толстыми руками кафтанов. Савинков сел на третьего. Ладная кобыла, захрапев, рванулась от "Яра".