Дмитрий Волкогонов - Ленин

Трудно что-нибудь добавить к этому жуткому рассказу. Но мы скажем лишь то, что говорили сами участники убийства. Вот что добавляет Г.П.Никулин (зам. Юровского) в своем рассказе:

„…Перед расстрелом Юровский, значит, произнес такую фразу: „Ваши друзья наступают на Екатеринбург, и поэтому вы приговорены к смерти". До них даже не дошло, понимаете, в чем дело, потому что Николай произнес только: „А!" А в это время залп - один, второй, третий… Кое-кто был… не совсем окончательно убит. Ну, потом, значит, пришлось кое-кого дострелить……Анастасия и эта… закрылась, вот, подушкой - Давыдова… пришлось подушку, значит, сдернуть и пристрелить ее. Да… А мальчик был тут же сразу… Ну, правда, он долго ворочался, во всяком случае, с ним, с мальчиком, было покончено……Я, например, считаю, что с нашей стороны была проявлена гуманность… я считал, что если я попаду в плен к белым и со мной поступят таким образом, то я буду только счастлив……Я не думаю, чтобы все-таки Урал сам, понимаете, принял на себя такую ответственность расстрела без санкции или хотя бы без молчаливого согласия Ленина, Свердлова или кого-нибудь из руководителей…" 110

А вот что можно добавить из воспоминания екатеринбургского большевистского руководи-теля участника расстрела И.И.Радзинского:

„…Я знаю, все подробности знаю. Стрельба беспорядочная шла. Вот Михаил Александрович Медведев, я знаю, мишенью избрал Николая. Так что он все в Николая стрелял.

…Ну, приводится приговор в исполнение, на это событие смотрели как на обычное… потом, конечно, начинаешь осознавать историческое значение… (Заметьте: „событие обычное". К убийствам, расстрелам быстро привыкли. Они стали нормой новой жизни. Ведь эти же участники трагедии незадолго до расправы с семьей царя без всякого суда расстреляли князя Долгорукова, генерала Татищева, графиню Гендрикову, Шнейдер, сопровождавших Романовых.)

…Вообще говоря, очень неорганизованно это было. Вот, например, Алексей 11 пуль проглотил, пока наконец умер. Очень живучий парнишка…

…Митинг после организовали. Обывательщина пришла… Голощекин, когда выступал на митинге, вдруг сказал „от Николая до малого", чего он не должен был, конечно, говорить. Но публика, видимо, не поняла… На заводах известие было принято с подъемом. В частях Красной Армии вызвало большущий революционный подъем" 111.

А вот что возьмем дополнительно из воспоминаний М.А.Медведева (Кудрина), написавшего на первом листе: „Для истории. Не для печати. Член КПСС с 1911 года".

„…Романовы совершенно спокойны - никаких подозрений… Стремительно входит Юровский и становится рядом со мной. Царь вопросительно смотрит на него… Царица перекрестилась. Юровский на полшага выходит вперед и обращается к царю:

- Николай Александрович! Попытки Ваших единомышленников спасти Вас не увенчались успехом. И вот в тяжелую годину для нашей Советской республики… на нас возложена миссия покончить с Домом Романовых!

Женские крики: „Боже мой! Ах! Ох!"

Николай бормочет: „Господи, Боже мой! Господи, Боже мой! Что же это такое?!"

- А вот что такое! - говорит Юровский, вынимая из кобуры маузер.

- Так нас никуда не повезут? - спрашивает глухим голосом Боткин.

Юровский хочет что-то ответить, но я уже спускаю курок моего браунинга и всаживаю первую пулю в царя. Одновременно с моим выстрелом раздается первый залп латышей… Юровский и Ермаков также стреляют в грудь Николая II почти в упор. На моем пятом выстреле Николай II валится снопом на спину.

Женский визг и стоны; вижу, как падает Боткин, у стены оседает лакей и валится на колени повар. Белая подушка двинулась от двери в правый угол комнаты. В пороховом дыму от кричащей женской группы метнулась к закрытой двери женская фигура и тут же падает, сраженная выстрелами Ермакова… В комнате ничего не видно из-за дыма - стрельба идет уже по еле видимым падающим силуэтам…

Слышим голос Юровского:

- Стой! Прекратить огонь! Тишина. Звенит в ушах.

Вдруг из правого угла комнаты, где зашевелилась подушка, женский радостный крик:

- Слава Богу! Меня Бог спас!

Шатаясь, подымается уцелевшая горничная - она прикрылась подушкой; в пуху увязли пули. У латышей уже расстреляны все патроны, тогда двое с винтовками подходят и штыками прикалывают горничную… Застонал раненый Алексей… К нему подходит Юровский и выпускает три последние пули из своего маузера. Он затих и медленно сползает со стула к ногам отца… Осматриваем остальных и достреливаем из кольта еще живых Татьяну и Анастасию. Теперь все бездыханны" 112.