Василий Хомченко - При опознании - задержать

И вот добрались сюда, к месту предполагаемой встречи. Однако отряда Ковальского тут не было, встретили лишь одного человека. Он, этот человек, был без оружия - сказал, что пистолет и саблю бросил в речку, - заросший, в разбитых башмаках на босу ногу, в драном сюртуке. Первое, что услышали от него: хлеба! Голодный, не ел двое суток. Ему дали ломоть, он впился в него зубами с волчьей жадностью и пихал, пихал его в рот, словно боялся, что отнимут. И только когда все съел, сообщил, что отряда Ковальского не существует, он был окружен казаками и почти весь попал в плен, только ему, Збигневу Янковскому, удалось вырваться из окружения.

- Нет отряда, нет, - говорил Збигнев. - Все погибло - вера, воля, Жечь Посполита. Зачем была вся эта кровь? Зачем столько ее пролили? Столько виселиц и каторжан? Неужели те паны, что начинали восстание, верили в победу?

Он уже не говорил, а кричал, потрясая над головой руками, и сам весь трясся, как в лихорадке.

- Брата повесили, отец и сестра в тюрьме, а я... А мне что делать? Что со мной будет? Как мне спастись?

Все молчали, угнетенные и этим отчаянным криком, и известием о пленении отряда Ковальского.

- Кто поднял край? Варшавские паны-безумцы. Власти захотели. И для этого нас, как баранов, погнали... Ну, чего молчите? Неужто еще думаете воевать? Сюда полк конницы идет. Полк!

К Збигневу подошел Лемжа, командир отряда, сказал:

- Тихо. Не хочешь сражаться - твоя воля, иди домой. А я не хочу больше слушать дезертира и паникера.

- Я - дезертир? Паникер? Как ты, пся крев, можешь так говорить. Я с первых боев... Я... - Пригнувшись, выставив вперед руки с растопыренными пальцами, Збигнев пошел на Лемжу.

Тот отступил назад, выхватил из ножен саблю.

- А-а, - закричал Збигнев. - Ты, курва, с саблей!

Богушевич и Микола кинулись к Збигневу, заслонили от него Лемжу. Начали успокаивать, уговаривать, и Збигнев сразу обмяк, постоял молча, в нерешительности и сел, опершись спиной о ствол березы. Сидел с опущенной головой, будто дремал.

- Вы, пан Збигнев, устали, отдохните, - сказал Богушевич.

Тот, словно послушав его совета, сполз по шершавому стволу, повалился наземь, уснул.

- Ну, что будем делать, - после неловкого, тяжелого молчания спросил Лемжа. Он был встревожен, бледен, тонкие побелевшие пальцы все еще сжимали эфес оголенной сабли.

- Саблю спрячь, - подсказали ему.

Лемжа испуганно и удивленно взглянул на саблю, видно, не понимая, как она очутилась у него в руке. Потом стал вставлять острие клинка в ножны, но рука дрожала, и сабля не попадала в отверстие.

- Так что будем делать? - снова спросил он и резко, со злостью лязгнул саблей - наконец она влезла в ножны. - Я думаю, надо идти дальше на запад, куда отступают все отряды. Идти и давать бой войску.

- Давать бой? - спросил кто-то. - Где, чем, какими силами?

- Своими силами. У нас пятнадцать ружей, три пистолета. Будем устраивать засады. Пусть не думают, что нас уже нет. В боях еще ружья добудем.

Лемжа был молод, невысок, худ, с острыми чертами лица. Небольшие черные, как угли, глаза горели болезненным, горячечным блеском. Вытянутые острыми палочками черные усики были аккуратные, холеные, подстриженные. "Неужели у него находится на них время?" - подумал Богушевич.

- Будем сражаться до победы! - выкрикнул, как скомандовал, Лемжа.

- Боже мой, - сказал Микола, самый старый в отряде, - нам есть нечего, голодные. Чем кормиться будем? Селяне боятся нам давать. - И поглядел на другую сторону затона, туда, где над кустами чернела крыша хуторской хаты.

И все поглядели туда. Хутор близко, и, конечно, там можно было бы разжиться харчами. Но были две причины, которые не позволяли пойти на хутор. Во-первых, там могла быть засада. Теперь в деревнях по приказу властей создаются караулы из ополченцев для ловли и задержания повстанцев. Такие группы уже поймали не одного бойца. А во-вторых, их приход может накликать беду на хозяев - за связь с повстанцами высылают в Сибирь. И все же Лемжа решил послать на хутор Миколу. Он крестьянин, белорус из-под Лиды, православный, с виду заправский мужик. Если и попадет на глаза неприятелю, те ничего не заподозрят. Старик согласился, повесил на сук косу единственное его оружие - и уже собрался выйти из леса, как они увидели на плотине девчушку, идущую к ним с корзинкой. По тому, как она сгибалась, неся эту корзинку, они догадались, что в ней что-то есть, наверно, еда.

Девочка подошла, поставила корзинку на землю и сказала:

- Тата и мама ничего про вас, панове, не знают и вас не видели. Не знают, что я вам поесть принесла.